– А я думал, вы их уже нашли, осталось только доказать… – разочарованно вздохнул Артем.
– Не сомневайтесь, разыщем!
– Даже странно в нынешние времена слышать подобную уверенность, – улыбнулся молодой человек. Незнакомый полицейский старлей с бодрым голосом начинал ему нравиться.
– Конечно, а вы как думали? Всякая шелупонь будет гостям нашего края, да еще из самой Москвы, мешать отдыхать и работать? Давайте и вы нам, конечно, помогите. А мы со своей стороны злодеев установим. Пришлю вам фоты.
Артему понравился полицейский – может, это объяснялось тем, что теперь, когда операция прошла удачно и смерть, судя по всему, отступила, его радовала и восхищала жизнь во всех ее проявлениях: солнце за окнами, и даже далекий шум города, и белые стены, и лица сестричек и докторов, временами заглядывающих в палату и помогающих ему.
В далеком (теперь) от Темы кубанском городке Казацке старлей-дознаватель Степан Вахрушев собрал все имеющиеся фото местных хануриков и прохиндеев, потенциальных злодеев, и перекинул на мессенджер пострадавшего Кудряшова.
Видать, делать тому на госпитальной койке было нечего, потому что не прошло и часа, как от него поступил ответ: опознал, мол, номера восьмой и тринадцатый. Со стопроцентной гарантией утверждать не могу, но очень похоже, что нападали на меня именно они.
Не откладывая дела в долгий ящик, Вахрушев на собственной тачке мотнулся по первому адресу.
Помимо восстановления справедливости и воздаяния преступникам старлеем двигал еще один мотив, гораздо более приземленный. А именно: разбойное нападение на гражданина Кудряшова было зарегистрировано, заведено уголовное и разыскное дело. Раскроешь его – получишь лишнюю «палку» в отчете. Да и преступление – в масштабах, конечно, города и района – слыло резонансным. О нем даже местная газета «Красный казак» написала. И сам начальник ОВД подполковник Красулин буквально давеча упоминал на разводе, что избиением столичного блогера интересовался лично мэр.
Первым из опознанных Кудряшовым, номером восьмым в полицейской картотеке, значился гражданин Зиборов восьмидесятого года рождения. Проживал он по адресу: Гайдара сто тридцать восемь, частный дом. И если Артем в свое время поразился, насколько чистенькая бедность, в которой ютились Настя и Юля с их мамой, находится ниже привычного ему жизненного уровня, а квартира несчастного наемника-алкоголика Сопелина в Казацке показалась просто ужас-ужас, то хатка, где был зарегистрирован и проживал Зиборов, даже привычному Вахрушеву представилась настоящим дном. Избавьте нас от необходимости описывать интерьер в подробностях, скажем лишь, что в избу старлей входил, мысленно зажав нос, а подозреваемого нашел на топчане, храпящего в куче тряпья. Под глазом у последнего красовался застарелый бланш – важный аргумент в пользу подозрений в причастности, ведь пострадавший москвич только что заявил, что мог одного или даже обоих разбойников, защищаясь, зацепить. Склонившись к нему, Степан понюхал воздух. Служба в полиции научила его разбираться в градациях алкогольного выхлопа своих клиентов, и сейчас, судя по испарениям Зиборова, он понял, что пьян тот далеко не мертвецки, хмель из него постепенно выходит, и ежели его прямо сейчас разбудить, то он, пожалуй, будет не только транспортабельным, то есть пойдет своими ногами, но и пригодным для допроса. Но прежде чем тревожить мирный сон подозреваемого, полицейский – как ни было противно даже ему, привычному, – осмотрел комнатенку, где тот проживал. Не поленился, заглянул и под топчан, на котором почивал Зиборов, посветил фонариком. И – эврика! – обнаружил там бейсбольную биту. Помнится, потерпевший гражданин Кудряшов по телефону из Москвы говорил, что именно таким орудием был вооружен один из преступников. Вообще-то бита – вещь недешевая, поэтому понятным становилось, почему отнюдь не преуспевающий по жизни Зиборов от орудия преступления немедленно не избавился – рассчитывал, видать, кому-нибудь впоследствии загнать, хотя бы даже за бутылку. Правда, гран осмотрительности у разбойника да оставался: биту, похоже, вымыли и впоследствии протерли, поэтому искать на ней отпечатки лап хозяина, а также следы крови, кусочки кожи и волосяного покрова столичного терпилы не приходилось.
На минуту старлей задумался. Затевать бодягу с постановлением на обыск жилого помещения, понятыми и протоколом не хотелось. Поэтому иная, более смелая мысль зашла ему в голову.
Он вышел во двор, в грязную консервную банку налил воды из уличного водопровода – заодно и свежего воздуха глотнул. Вернулся в хатку и опрокинул сосуд над лицом спящего.
Тот, просыпаясь, разразился восьмиэтажными проклятиями и привскочил на своем топчане.
Уцепившись за последнее бранное слово в бессмысленном и беспощадном вопле Зиборова, полицейский гаркнул на него:
– Сцука?!? Я тебе не сцука, а старший лейтенант полиции Вахрушев Степан Семенович! Хочешь помимо прочего за оскорбление сотрудника при исполнении срок получить?! А ну! Быстро встал! Лицом к стене! Руки за спину! Живо, давай!