Девушка не от мира сего

В комнате стоял настоящий гвалт, люди кричали, а животные, сцепившись в единый комок, остервенело кусали друг друга. Очень быстро к дерущимся зверям присоединились и остальные спутники, принявшие вид крупных псов. К своему ужасу я поняла, что атака захлебнулась: волк не мог потягаться сразу с тремя противниками. Олли это тоже понимал. Он умудрился вырваться из держащих его рук, и, не обращая внимания на оклики, рванулся к выходу. Я сжала кулаки, надеясь, что молодому человеку все же удастся сбежать, однако судьба была не на его стороне. Он сумел пересечь лишь половину комнаты, когда сложился пополам, будто ощутив сильную боль. К нему сразу же подбежали жители Бонема. Громила, тот самый человек, который напугал меня одним своим голосом, легко поднял за шиворот длинное, тощее тело мальчишки и встряхнул его, как куклу. Комнату наполнил полный боли волчий вой — на Хермисе висели сразу три собаки. Спутник Оливера уже не мог стоять на ногах, он повалился на спину, а псы все продолжали трепать его шкуру изумительного бордового цвета. Судя по тому, как корчился паренек, он чувствовал все, что делалось с его душой.

Мужчины крепко держали беглеца, один из них, тот, что говорил очень мягким, успокаивающим тоном, сейчас кривился и поглаживал небольшую кошку, устроившуюся у него на руках — наверное, волк умудрился как следует потрепать его спутника. Бугай еще раз встряхнул Олли и со всей силы дал ему кулаком в живот, от чего паренек мучительно застонал. Я не удержалась, и тихонько взвизгнула, тут же зажав себе рот рукой. Зажмурившись, я принялась молиться, чтобы в суматохе эти люди не услышали меня.

— За что?! — послышался слабый, полный боли голос Оливера.

— За убийство Томаса Доусона! Привыкай, тебе завтра это еще припомнят!

— Я никого не убивал… Имейте голову на плечах, зачем мне это?! Я ни в чем не виновен…

— Если бы ты был невиновным, то не стал бы предпринимать побега! А так ты очень красноречиво признал свою вину.

— Я не…

Послышался очередной звук удара, и Олли прервался на полуслове. Мне было безумно жаль парня, но помочь ему я при всем желании не могла. Оставалось только сжаться в комок и тихо глотать снова подступающие слезы. Я была в самом настоящем ужасе, и больше всего меня пугала мысль, что жители Бонема убьют ни в чем не повинного человека — судя по реакции троих мучителей юноши, Томас Доусон пользовался в деревне большой любовью.

— Замолчи, маленький ублюдок! Еще раз дернешься — и я тебе все ноги переломаю. А то, видишь ли, какой шустрый оказался! Нет, от правосудия не убежишь! Сегодня уже поздно, а завтра мы отдадим тебя людям, пусть они решат, что делать с таким, как ты. Убийца! Вот что тебе сделал Том?! Он же таким хорошим человеком был, пригрел тебя зимой, приютил, дал и хлеб, и кров, а ты ему так отплатил за доброту! Говорил я ему, что ты уж очень странный, что нормальный человек не может увлекаться взрывами!

Послышался очередной звук удара, а затем стон, от которого я снова чуть не взвыла. Зачем они его бьют?! Мучения Оливера прервал рассудительный, вкрадчивый голос:

— Ричард, прекращай, хватит избивать юношу. Он свое наказание завтра получит сполна, а на сегодня с него хватит и трех ударов. Пойдемте, господин Гекс, сегодня вы переночуете в кузне.

До меня донеслось недовольное ворчание страшного верзилы.

— Вот почему ты такой мягкосердечный?! Этому гаденышу уже сейчас можно устроить знатную трепку — он ее заслужил!

— Решение о его виновности мы будем принимать совместным обсуждением, до завтрашнего утра он не провинившийся, а только подсудимый, избивать его нельзя.

— Надо было выбирать в качестве старосты более решительного человека. — проворчал грозный голос. Я услышала сдавленное мычание Олли — наверное, бедолагу еще раз встряхнули — а затем громила глухо рыкнул на паренька: — Ну-ка хватит тут мычать! Вставай на ноги и шагай, и даже не думай о побеге, иначе нынешнее состояние покажется тебе легким ушибом! Ну, пошел! Кстати, я слышал на кухне какую-то возню — Ал, будь другом, проверь, что там происходит.

Сердце бешено заколотилось в груди. Открыв зажмуренные глаза, я вскочила с пола и, стараясь не шуметь, кинулась к небольшой нише между очагом и кухонными шкафами — туда, куда Олли обычно прятался во время самых отчаянных экспериментов. Как раз вовремя! Я едва успела юркнуть в укрытие и прижаться к стене, как в кухне раздались шаги одного из мужчин. Мне казалось, что мое сердце стучит на весь дом, что его непременно услышат, что троица схватит меня и будет судить наравне с Оливером, что нас обоих казнят завтра на рассвете. Зажав рот рукой, я вжалась к каменную кладку камина. Секунды еле тянулись, они как будто специально испытывали меня на выдержку. Наконец, по прошествии целого столетия, звук шагов начал отдаляться.

— Не знаю, что ты услышал, там никого нет.

— Ну, значит, показалось. Ладно, пошли к тебе. Вставай, ублюдок, шагай! Я не собираюсь тащить тебя на себе!