Девушка, общавшаяся с Богами

Одиночество моё было, оказывается, тоже ритуальным: невесте давали последний шанс передумать и отказаться от бракосочетания. Правда, этим правом, насколько мне было известно, никто не пользовался. Точнее, пользоваться им не давали. И невесту в любом случае вели под венец, как бы она ни сопротивлялась. Ведь отказаться от жениха в последний момент означало нанести ему и его семье страшное оскорбление, которое смывалось только кровью отца или брата невесты и становилось позором для самой девушки, которую после такого поступка вообще могли не взять замуж. А могли и в монастырь отправить. Естественно, до такого старались не доводить. Проще было прожить в браке положенные по закону минимальные пять десятков лет и развестись, благо, разводы были разрешены законодательно. Потому что иначе женившиеся без любви могли не дожить до старости, поубивали бы друг друга. Ведь брачный обряд не просто объявлял всем о свершившемся союзе, а закреплял чувства так, чтобы их хватило на долгие годы. Если женились без любви, то лёгкая неприязнь с годами превращалась в ненависть, и жизнь превращалась в ад. А вот истинная любовь от обряда только крепла, придавая новые силы и делая семью дружной и счастливой. Поэтому и было важно любить своего партнёра и искренне желать соединить свои судьбы.

Впрочем, я отказываться не собиралась. И отведённые мне полчаса одиночества провела очень плодотворно: сидела у окна, глядя на предсвадебную суматоху и пытаясь унять внезапно охватившую меня панику. Казалось бы, какая разница, есть на нас браслеты или нет? Живём вместе, все окружающие давно считают нас парой, да и люблю я Стэнна. Но нервничала я изрядно. И чувствовала, что Стэнну тоже не по себе.

И когда в комнату вошёл Рэвалли, я с облегчением встала и подала ему руку:

— Наконец-то!

— Волнуешься? — улыбнулся тот.

— Ужасно, — призналась я.

— Стэнн тоже переживает, — вмешалась сестра. — Он в карету такой бледный садился, я думала, в обморок упадёт.

— Ну, этого не дождёшься, — усмехнулась я. Но на душе потеплело: не одна я страдаю.

— Поехали, Селена, — поторопил Рэвалли. — Все уже собрались.

Меня вывели во двор, посадили в карету и повезли в храм.

— А почему окна зашторены? — поинтересовалась я, едва устроившись на сиденье. — Это тоже какой-то обычай?

— Нет, — усмехнулся Рэвалли. — Хочешь, можешь открыть. Только не думаю, что тебе понравится.

Прозвучало многообещающе…

Я осторожно приподняла кончик занавески и выглянула в окно.

И тут же отпустила его и откинулась на спинку сиденья.

Вся улица была запружена народом, восторженными криками приветствовавшими наше появление.

— Это что? — сердито спросила я.

— Приказ Короля, — серьёзно ответил друг, но глаза его смеялись. — День бракосочетания его правнука объявлен всенародным праздником. Вот люди и радуются.

Я тяжело вздохнула и поплотнее задёрнула штору.

Остаток пути проехали молча. Впрочем, ехать было недалеко, и минут через пятнадцать я в сопровождении моих спутников вышла из кареты и прошла в ворота, ведущие к храму, оставив позади ликующую толпу горожан.

А войдя в храм, остановилась, поражённая его блеском и великолепием.

Храм был огромный. Его прозрачный купол, сквозь который свободно светило солнце, терялся в вышине, и казалось, что облака плывут прямо над нами. Стены большого круглого зала были выложены мозаикой из драгоценных камней, повествующей о подвигах Богов. Пол из дорогого дерева был отполирован до блеска. У дальней от входа стены стоял большой алтарный камень высотой около метра и длиной с человеческий рост. Видимо, когда-то на нём не только баранов в жертву приносили. За ним полукругом расположились статуи: пять Богов и пять сэлинаров — их ближайших помощников, тех, кого на Земле мы называем архангелами.

Храм был полон народа: вся знать королевства прибыла посмотреть на столь знаменательное событие. Ну и, конечно, чтобы засвидетельствовать Королю своё почтение и преданность.

Между людьми оставалась только неширокая дорожка, по которой мы и пошли: Рэвалли с Ирой на шаг впереди, я — за ними.

И я, наконец, оторвала взгляд от красот храма и посмотрела на стоящих у алтаря жреца и жениха.

Жрец как жрец, ничего особенного. В зелёной хламиде, расшитой золотым узором, и узких традиционных штанах. Длинные волосы на голове собраны в пучок и скреплены большой заколкой. Возраст не определить: выглядит молодо, но в глазах — вселенская мудрость, которая приходит только с нелёгким жизненным опытом.

А рядом с ним…

Рядом с ним стоит мой принц. Волосы небрежно распущены по плечам, глаза восторженно следят за каждым моим движением. Брюки традиционного зелёного тона, белая рубашка, на ногах — ботинки малахитового цвета.

А вот кто ему рассказал, что такое фрак?

Впрочем, этот необычный для здешнего мира наряд необычайно шёл ему, и я чувствовала идущие в его сторону от присутствующих на церемонии девушек и женщин волны восхищения. Но не обращала на них внимания.

Потому что это чудо принадлежало мне и только мне, и делиться им я ни с кем я не собиралась.