– Ты рассказала Леа о моем страхе сцены?
Я киваю.
– Я…
– Она сказала мне, – произносит Леа раньше, чем я успеваю добавить что-то еще, – потому что знает, что я могу помочь. Я тоже прошла через это.
Поузи моргает.
– Ты?
Леа кивает.
– Да. Но прежде чем мы перейдем к этому, я бы хотела послушать, как ты поешь. Прошу.
– О нет… Я не могу. Не могу! Вы мне так нравитесь…
Леа только отмахивается.
– Нет-нет, ничего этого не надо. Твой страх включается, даже если ты поешь перед небольшой группой?
Поузи переплетает руки, браслеты на ее запястьях звякают друг о друга.
– Обычно нет. Только на сцене перед большим залом…
Леа понимающе кивает.
– Понимаю. Комната для записи такая темная, что ты можешь даже забыть, где находишься. И стекло можно затемнить так, что оно будет непрозрачно с твоей стороны. Ты споешь для меня?
Минуту Поузи думает об этом, потом кивает:
– Хорошо.
Леа хлопает в ладоши.
– Отлично! Ты раньше была в комнате для записи? – Поузи качает головой. – О, не беспокойся, это просто. Проходишь через дверь, устраиваешься поудобнее перед микрофоном, можешь сесть на табурет, можешь стоять, как хочешь, потом надеваешь наушники. Сбоку есть кнопка, ее можно нажать, чтобы общаться с нами в комнате звукоинженера. Можешь начинать, когда будешь готова.
– Хорошо, – говорит Поузи и закусывает нижнюю губу.
Она медленно встает, затем идет чуть неверной походкой в другую половину студии. Я слежу за ней взглядом. Она доходит до табурета и отставляет его в сторону. Затем она видит микрофон, и глаза ее загораются.
– Она смотрится там очень естественно, – говорит Леа. – Давайте придвигайте стулья к микшерному пульту.
Мы с Меган тащим пару эргономичных кресел на колесиках из угла комнаты и придвигаем их к огромному микшерному пульту – немного наклонному столу с, наверное, миллионом кнопок на нем. Я вдруг испытываю признательность за то, что на моей камере кнопок гораздо меньше, хоть они и довольно хитрые.
– Впечатляет, да? – спрашивает Леа, пока я таращусь на ряды и ряды рычажков.
– Еще бы!
– В подвале школы у нас таких три, – вставляет Меган. – Последние модели, подарок выпускника.
– Ну, значит, вам очень повезло. Мне не приходилось сталкиваться с этими малютками, пока я не подписала контракт с Sony. До этого свои записи я делала в собственной спальне…. Поверьте, когда у тебя трое младших братьев, в доме нет места, где было бы тихо.
Раздается короткий звуковой сигнал, и едва слышный голос доносится из динамиков.
– Думаю, я готова, – говорит Поузи.
Леа нажимает одну из клавиш консоли.
– Отлично!
Мы все смотрим сквозь стекло на Поузи, но она не смотрит на нас, ее глаза закрыты, и она кивает в такт неслышной музыке. А потом, почти без предупреждения, поет партию Марии «Этой ночью» из «Вестсайдской истории».
Когда ее невероятное сопрано наполняет комнату, мы все трое откидываемся в креслах, пораженные ее талантом, чувствуя, как мурашки бегут по всему телу.
И когда пение заканчивается, Леа Браун вскакивает и бурно аплодирует.
Глава пятнадцатая
Поузи возвращается назад в операторскую, и ее щеки пылают после исполнения такой трудной партии.
– Спасибо, ребята, – говорит она, а мы продолжаем аплодировать. Даже Меган присоединяется к нам, не в силах сдержать свое восхищение.
– Это просто потрясающе, – говорит Леа. – Девочка, у тебя настоящий талант.
– Спасибо, – повторяет Поузи. Но тут же вешает голову. – Хотя проку от этого все равно нет. Там, в комнате, когда на меня смотрите только вы… Этого я не боюсь. Но поставьте меня на сцену, и будет совсем другая история.
– Ну, удачи тогда в настоящем выступлении, – бормочет Меган себе под нос, но я слышу и бросаю на нее быстрый взгляд.
Меган закатывает глаза и скрещивает руки на груди… ее уже укусила зеленоглазая жаба – зависть.
– Расскажи мне, что происходит, – продолжает Леа, и ее голос смягчается.
К счастью, она, кажется, не слышала Меган.
Поузи присаживается на диван, скрестив лодыжки. Никогда не видела, чтобы кто-нибудь сидел и стоял в таких невероятных позах, прямо как вбитый в землю столб. Но тот же самоконтроль чувствуется и в ее исполнении. Даже я, со своим нетренированным ухом, могу сказать, что она легко и точно попадает в каждую ноту.
– Это как будто… я покидаю безопасное место – кулисы, но выхожу не на сцену к зрителям, а на тонкую доску над морем, полным акул. И с каждым шагом тело мое слабеет, так что я едва могу держаться на ногах. Пальцы дрожат, во рту пересыхает… и не важно, сколько воды я выпью за кулисами. А потом наступает самое страшное – мозг отключается. Все репетиции, где я выкладывалась, все часы зубрежки слов и нот, и ритма, и движений… исчезают. В мгновение ока. – Она щелкает пальцами, чтобы подчеркнуть это. – И как только это происходит, я уже не могу прийти в себя.
Леа кивает все время, пока Поузи описывает свое состояние.
– Было, было, было. У меня все это было.