Девушка по имени Йоханан Гелт

Не знаю, что там чуяло весьма непростое Микино сердце, но одно не подлежало сомнению: сама перспектива наметившихся сложностей чудесно преобразила моего пропащего мужа. Я ведь знала его до мелочей, вплоть до того, что могла с точностью определить настроение по манере вести машину. Сейчас по улицам Ришона плавно и уверенно катил прежний Мики – совсем не похожий на утреннего похмельного алкаша. Заезжая на стоянку, он перебросился шутками со сторожем, а потом подхватил меня под локоток, и даже самый подозрительный скептик не смог бы усомниться в надежной твердости его руки. Волшебство, да и только! Наверно, поэтому в подъезде, когда стали подниматься по лестнице, у меня вдруг мелькнула совсем уже дурацкая мысль: уж не рав ли Каменецки наколдовал эту вожделенную перемену? Мы ведь ездили к нему именно с такой целью… Конечно, я постаралась тут же выбросить из головы эту суеверную чушь.

2

С подлым жуком Йонатаном Ольшенблюмом мы не виделись больше двух лет – с того момента, как передали его и построенную им лотерейную аферу под управление Зива и ребят из «Заслона». Честно говоря, я с удовольствием и вовсе забыла бы о его существовании. По-хорошему, Ольшенблюма следовало бы уничтожить, растоптать, как мерзкую гадину – такую отвратительную, что после этого уже вовек не отмыть подошвы ботинок. Он почти наверняка продолжал свои садистские игры с подхваченными в барах и одурманенными наркотиком девчонками, ведь подонки остаются подонками, пока их не остановит смерть.

А я, хотя и не знала точно, могла предположить это с высокой степенью вероятности и тем не менее палец о палец не ударила, чтобы закопать мерзавца в песках Ришона по соседству с его покойным кузеном, анархистом Ави Нисангеймером. Получалось, что на мне лежит прямая ответственность за происходящее. Ольшенблюм приносил нам и «Заслону» деньги, которые шли на выкуп земель, защиту поселенцев, борьбу с рамалльским гестапо и прочие благие цели, а потому мы предпочитали закрывать глаза на его отвратные художества. Что, конечно, выглядело крайне сомнительной сделкой, ведь никакая благая цель не оправдывает соглашательства по отношению к низости. Тот, кто мирится с насилием, автоматически становится его соучастником, и меня неспроста мутило при мысли о женщинах, которые просыпались по утрам нагишом в постели этого жирного чудовища – с гудящей головой, провалом в памяти, синяками по всему телу и режущей болью в интимных местах.

Неудивительно, что меня накрыла тошнота, едва я вошла в квартиру и увидела Ольшенблюма. Его огромная туша растеклась по креслу, вернее, пёрла из кресла всеми своими телесами, наподобие квашни из миски. В комнате остро воняло: подонок еще и потел, как свинья перед забоем. Мики взял стул и уселся перед хряком.

– Помнишь меня?

Ольшенблюм мелко покивал, телеса колыхнулись в такт.

– Молодец, – одобрил Мики. – Тогда рассказывай. Только не хитри, ладно? Чтобы мне не пришлось переспрашивать. Помнишь, как я умею переспрашивать?

Толстяк снова кивнул. В глазах его стоял ужас.

– Рассказывай, не бойся, – повторил Мики. – Мы ведь теперь партнеры. Почти друзья. Кто ж тебя защитит, если не я?

– Арабы… – неожиданно тоненьким голоском пропел Ольшенблюм. – Требуют денег.

– Сколько?

– Четыре миллиона. Говорят, Нисо им задолжал. А при чем тут я? Нисо мне даже не брат. Но они требуют.

– За что?

– За товар. Так они говорят: за товар. Мол, Нисо обязал-ся взять товар. Они достали товар, а Нисо пропал, и теперь…

– Погоди, не части, – перебил его Мики. – Какой товар? Наркоту? Женщин? Пушки?

Ольшенблюм пожал плечами:

– Откуда мне знать? Товар и товар…

Мики покосился на меня с немым вопросом, и я поняла, что не смогу помалкивать и дальше. К счастью, меня уже не так мутило, и удалось почти свыкнуться с вонью.

– Вот что, жучила, – сказала я, заставив себя подойти поближе. – Давай попробуем еще разок – только теперь с самого начала.

– С как-кого начала? – жалобно проблеял толстяк.

– С твоих трудовых будней и вечеров. Живет себе красавец Йонатан, любимец женщин. Подсыпает им в стакан хитрые порошки, а когда отключаются, везет к себе и мучает, пока не приходят в себя. Скольких таких ты изнасиловал, сволочь, за последние два года?

Мики толкнул меня локтем. Зив тоже смотрел с тревогой. По их мнению, я вела разговор совсем не в ту степь. Что ж, в чем-то они были правы. Ольшенблюм потел все сильней и сильней. Креслу потом не поможет никакая химчистка.

– Ладно, оставим тему любви и дружбы… – вздохнула я. – Главное, что твоя размеренная благопристойная жизнь вдруг пошла под откос. Причем настолько, что ты вознамерился сделать ноги. Но с чего-то ведь началось, правда? Не сразу ведь арабы наехали? Сначала тебе кто-то позвонил, так? Или ты кого-то встретил… Или еще что-то произошло… Ну, давай, напряги соображалку…