— Я тоже не понимаю. Я не понимаю, что ей нужно, Матильде. Она как на острове, до которого мне не добраться ни вплавь, ни по воздуху. Только не надо говорить мне про мост. Это долго и длинно, а главное — дорого.
— У тебя же есть портфель, забыл?
— Нет, потратил.
— На что?
— Фонд основал.
— Фонд чего?
— Ничего.
— Странное название.
— Да, ничего себе фонд получился.
— Ну, тогда купи остров вместе с ней, с Матильдой. Как когда-то сделал товарищ Х. Правда, потом такая каша в истории из-за этого заварилась. Кукурузная. До сих пор расхлебываем, — рассмеялся Кирилл. — Вот что бывает, когда романтики вместо стихов политикой занимаются. Неромантическое это дело — политика. Хотя романы крутят будь здоров, — снова посмотрел он пристально на Мефодия. — Ну есть и положительные примеры. Помнишь, какой-то из премьеров приватизировал букву «р», всей нации пришлось картавить. Не подскажешь, где это было?
— Во Франции.
— Ну да, как я мог забыть?! Романтизм сам же родом оттуда, — нарочито картаво произнес обе буквы «Р», а саму фразу отправил в нос. Будто через нос можно было срезать путь до Парижа.
— А как тебе удалось вывезти средства на тот свет, со старого?
— Послушай музыку. Как хорошо играет. Виолончель, — закрыл Кирилл глаза.
— Я знаю.
— Тебе нравится виолончель? С одной стороны — скрипка, с другой — скрип качелей, на четырех струнах качается музыка.
— Когда играет женщина, это выглядит сексуально.
— Да. Женщины между ног создают такое либидо — дрожь по коже. А какие вещи достают из инструмента мужчины?! Уму непостижимо. Я обязательно познакомлю тебя с одним виолончелистом.
— Ты не ответил мне, Кира.
— Разве? Кстати, знаешь, что такое Конституция? Это инструкция по эксплуатации государства.
Любовь — как много в этой суке. Узнать ее лучше — значило посмотреть на себя в зеркало. Как часто мы кого-то любим, как часто не того, не тех, не там. После резолюций Амор читать Фэ было одним удовольствием. Видно было, как люди хотели его получить, но их никто не любил, в этом не было никакого сомнения. Получал он. Чем больше Кирилл вчитывался в словесный поток Эсперанцы, тем сильнее это понимал.
Эсперанца