Девушка по имени Москва

— Завидуешь моим густым бровям, — борясь с силой воли, все-таки не удержался поправить бровь Мефодий.

— Нет, тебя по ним легче читать. Ты как на бумаге. Когда-то был А4, теперь уже А3, — рассмеялся Кирилл.

— Это жизнь, — только это нашел в ответ Мифа.

— Да, ладно тебе, не обижайся. А насчет бровей подумай, модная тема.

— Жизнь — модная тема, а брови — это напускное, временное.

— Я и говорю, что отвечают за настроение. Что касается жизни… Жизнь проходит… Поздоровайся хотя бы ради приличия.

— Так вот я и хочу. Короче, ты добряешь коррекцию? — повторил Мефодий.

— У меня приятель один сделал коррекцию зрения. Сначала восторг, впечатления. Потом начал замечать пыль по углам, жену…

— Значит, не зря сделал, жену стал замечать, — улыбнулся Мефодий.

— Ты не дал мне договорить… жену обнаружил другой. «Я не думал, что она такая старая». Это он в шутку так говорил. Но в каждой семейной шутке есть доля брака.

— Вот эта картинка мне понравилась, — показал еще одну картинку Мефодий.

— Похоже на семафор какой-то, скорее даже светофор.

— Да, остановил все олимпийское движение в правом полушарии. Ты переверни картинку. Название соответствует.

Мефодий прочитал то, что не заметил с первого взгляда — «Мудко».

— Наречие?

— Ye, — протянул словно рэпер Кирилл. — Диагноз. Синдром Мудко.

— Ты серьезно?

— Серьезнее некуда. Уже эпидемия в кабмине, но официально пока не объявили, закрывают по одному в стационаре. Дезинфекцию нужно делать в кабинете. Проблема в том, что лечиться министры не хотят. Это и понятно: как человек, который сам всех лечит, может признать себя больным?

* * *

Погода стояла неважная. Дождь был неудержим. Он падал. Погода устанавливалась, а он падал. И так несколько раз подряд.

— Какой фотогеничный край. Что ни место — то пейзаж. А почему в этом месте столько народу? — вытерев вилку салфеткой, махнул в сторону Кирилл. — Что будешь?

— Так это же Поднебесная. Все хотят быть ближе к раю. Может, краба?

— У всех точно не получится. Давай краба.

— Главное — верить, — протянул Кириллу своего краба Мефодий.

— Главное — верить себе. Верь себе, по крайней мере точно будешь знать, обманывают тебя или нет.

К столику подошел официант.

— Ты боишься?

— Я? — вздрогнул он. — Да, есть немного.

— Я не тебе. Тебе вот что: крабов нам принеси.

— Камчатских?

— А разве есть еще какие-то? — посмотрел на официанта Кирилл взглядом отечественного производителя.

Тот снова вздрогнул:

— Красные, синие, японские, сухопутные.

— Все боятся, никому нельзя доверять, предадут, обманут. Не хочу в один прекрасный день остаться один. Давай наших.

— Чем будем запивать?

— Как обычно, святым духом. Дух можно сразу, — отпустил официанта Кирилл.

— Что значит — один?

— В одиночестве, — вдруг погрустнел Кирилл. — Мое отчество — одиночество, мое отчество — одиночество, — повторил он вслух дважды.

— А как понять, одинок ты или нет?

— Есть такой тест. Вытяни дома вечером руки, если они не нащупали никого, значит, ты одинок.

— Это из серии: хочешь быть ближе — обними. Иногда по вечерам я чувствую себя страшно одиноко, — посмотрел на только что выловленного и поданного к столу камчатского краба Мефодий. Тот все еще недоумевал, почему говорят на русском, а не на японском.

— Этот точно кого-нибудь, да нащупает, — поднял одну из клешней краба Кирилл. — Тебе это ничего не напоминает?

— Что именно?

— Курильская гряда. До Японии клешней подать, — засмеялся своему остроумию Кирилл и положил клешню обратно на стол. — Теперь понимаешь, почему я краба заказал? Сегодня не время ежовых рукавиц; чтобы не остаться в одиночестве, теперь необходимо научиться давать краба. История — великий учитель, если сидеть за первой партой. Вспомни предыдущий экипаж — несгибаемая воля и корпус стальной.

— Говорил я тебе — надо было делать из нержавейки. Уверен — матрица не дала бы такой коррозии.

— Ерунду говоришь. Как можно одолеть войну с фамилией Нержавейкин?! Во всем виноваты подельники, один в людей играл, как в бирюльки, другой даже спать ложился в ежовых рукавицах.

По глазам Мефодия было видно, как он начал усиленно листать учебник истории за 8-й класс, пытаясь разминировать метафоры, заложенные Кириллом.

— Не дрейфь! Даже если дрейфуешь на льдине, Мифа, — так всякий раз называл Мефодия Кирилл, когда настроение его поднималось.

— Что значит — дрейфуешь? — не понял юмора Мефодий. — Что значит на льдине? — затрещал под ним стул.

— Ледниковый период начинается, — еще громче рассмеялся Кирилл. — Не чувствуешь? — Мы айсберги в океане непонимания. Забей. Просто игра слов.

— Игра слов. «В начале было слово», потом два, а потом придумали в них играть. Все непонятки в мире от этих игр.

— Относись к этому беззаветно, — отломал клешню крабу Кирилл, понюхал и блаженно прикрыл глаза. — Морем пахнет. Ты знаешь, что у краба десять ног? Теперь я понимаю, почему на Востоке здороваются двумя руками. Вот что значит дать краба. Не полукраба, как у нас, а целого, настоящего. Оттого и договоры у них крепче. За отломанную клешню не волнуйся, на ее месте вырастет еще. Новее и крепче!

— Не нравится мне твоя логика, — пододвинул Мифа стул ближе к столу.