Девушка по имени Москва

— Представляешь, но не видишь, потому что подозреваешь подвох.

Мефодий не успевал за мыслями Кирилла.

— Улавливаешь связь сознание — подсознание, зрение — подозрение. За подозрение тоже отвечает правое.

— Ты серьезно?

— Серьезно, — улыбнулся Кирилл, — кстати, юмор тоже чувствует себя лучше в правом. Это действительно так.

— Так что будем делать? — потрепал кончик своего носа Мефодий, будто тот притупился.

— А тестостерон пробовал?

— Конечно. Но проблема в том, что он присоединяется не туда, куда бы хотелось. Он усиливает женщину.

— Как случай с металлическим водородом?

— Ну, там нужно создавать сумасшедшее давление. Не хотелось бы так давить. Хочется, чтобы реакция проходила… — запнулся он, подбирая слова. — Как это сказать… по любви, — раздвинул ладони в знак ожидаемой благодати Мефодий. — Так вот, когда мы увеличиваем дозу тестостерона, происходит как в случае с тяжелой водой: кислород, имея уже два атома водорода, прибавляет еще и третий. Женщина — химия.

— Физика для нее сумасшествие не меньшее. Знаешь, от чего женщины без ума? От любви. А знаешь, что такое безумие? — забросал вопросами Мефодия Кирилл и сам же поспешил на них ответить, будто он задавал их самому себе. Мифа ненавидел такие моменты, он чувствовал себя третьим лишним. — Безумие — это когда она вышла из себя, а обратно не зайти — забыла пароль. Теперь представь, как она себя после этого чувствует? Без ключа.

— Как она себя может чувствовать. Ей, как и той воде, тяжело.

— Тяжело — не то слово. А среду не пробовал менять?

— Пробовал и на четверг, даже на субботу, — расплылся в улыбке Мефодий от удачной, на его взгляд, шутки. — Чем кислее среда в отношениях, тем еще быстрее проходит реакция. Женщину просто не удержать. Ей уже мало коня на ходу останавливать, тем более с опытом того, что конь этот не сможет доставить ее к счастью. Она сама начинает примерять роль мужчины.

— Женщина — мужик?

— Я бы сказал женственность — мужество. При всем при том, что она выглядит женственно, внутри, внутренний мир становится жестче, яростнее. Она понимает, что действовать гораздо легче, чем вдохновлять. А если и ребенок, то есть уже ради кого. Любой ценой. Вначале она, женщина, думает, что мужчина будет тем самым кислородом, но потом, как в той формуле мужской воды, кислорода ей не хватает. Она начинает искать его в себе.

— Ты про какую мужскую воду? — стал принюхиваться Кирилл.

— Я хотел сказать — тяжелую. А впрочем. Даже ее туалетная вода. Она пытается скомпенсировать это легкой, свежей, морской туалетной водой. Ты замечал? Твоя жена, кстати, какой пользуется?

— Сладкой, — пытался вчитаться в листочки Кирилл. Спрятаться за ними не удалось. Воздух его воспоминаний наполнися сладким запахом духов. Неужели после 35 все так душатся? Похоже на удушающий прием.

— Он настоящий, он сильный. Знаешь, что чувствует женщина, когда ее обнимает сильный мужчина? — прочитал вслух Кирилл, чтобы хоть как-то проветрить сознание.

— Да. Слабость.

Аромат все еще не проходил. Чем бы Кирилл ни пытался его перебить.

— Когда он меня обнял, я почувствовала слабость.

— Что ты почувствовала, когда он тебя обнял?

— Слабость.

Так повторилось еще несколько раз на одной и той же странице. «Действительно, слабость. Вот откуда берется эта сладость. Чем слабее человек, тем больше его тянет на сладкое», — наконец дошел до Кирилла посыл.

Он отложил листок в отдельную стопку и открыл другой лист.

«Мне вечерами нравилось, как ты ласкал рукой мои сады. Мне вечерами нравились сады, которые ласкали мы. Тебе не нравились сады, которые цвели, где мы. Руками ты ломал сады, но ты мне нравился, увы».

«Хорошие духи, сколько меня еще будет преследовать ее запах? Всю жизнь?» — Легкое чувство страха осенило Кирилла.

— Может быть, страх? — спросил он вслух Мефодия. — Использовать страх.

— Где его взять? К ядерным страшилкам уже привыкли, к оперативным тоже, видели на экране, знаем, даже Апокалипсисом никого не возьмешь, к санкциям — тоже.

— Неужели так трудно создать образ врага? Майдан пробовали?

— Да кого сейчас этим возьмешь? Им только неврастеников и стариков пугать, а здоровым людям этот Майдан — что на футбол сходить в фанатский сектор.

— Страх одиночества?

— Страхами занималась Эсперанца. Это действенно эффективно, но работает только на уровне одиночества: когда люди теряют близких, им особенно одиноко. Они притягиваются, они ищут близости, чтобы как-то закрыть брешь, сквозняк, дверь, тему. А у нас же пара, — кстати, я на пару уже опаздываю.

— Опять логику включил? — посмотрел Кирилл сначала на коллегу, потом на голографическую картинку, зависшую в воздухе.