Девушка по имени Москва

Несколько капель упало на край унитаза, Кирилл стер их туалетной бумагой, которую уронил в очко и смыл. Прятал хозяйство, пока вода, весело захватив в плен кусок бумаги, тащила его за собой. Он не хотел. «Завтра на 14.00 записан к стоматологу». Он тоже будет его тащить что есть силы. Пытаясь вытащить за зуб всю его сущность. Через боль это легко. Надо рвать зуб, рвать не хотелось, хотелось еще как-то потянуть эту боль, эту волынку, все же не чужой. Бабское это все, конечно, вроде не чужой, может быть, еще все наладится. Не наладится — надо рвать. Кирилл вернулся в темноту спальни, где сопела в кроватке из сладких снов дочь. Подсветил себе телефоном, нашел шнур от ноутбука. Длинный, как червь, он то и дело за что-то цеплялся, прежде чем мне удалось его приручить. Вышел на кухню, где сидела за книгой жена. Она читала с упоением чью-то повесть. Не мою. «Писать надо лучше». Она оставила книгу и вышла, скоро вернулась. Поднесла ко мне лицо, я искупнулся в ее голубом омуте, мои губы нашли ее губы. Потом она оторвалась и заглянула в мой ноут. Прочла последний абзац.

— Кстати, я наткнулась сейчас на одну каплю. Писать надо лучше, — рассмеялась она и бросила меня вместе с ноутбуком, чтобы поставить чайник.

— Ты еще скажи — сидя. Тебе какая разница? Все равно горничная убирает, — начал я злиться.

— Неужели так сложно поднять крышку?

— Это же потом руки мыть, все как в жизни, мы боимся прикасаться к тому, после чего придется умывать руки.

— Но ведь их все равно мыть.

— Да, но сначала надо поднять, потом взять себя в руки, а руки уже нестерильны.

— Себя?

— Ну да. Поднять хозяйство, экономику, детей. Я образно, понимаешь? Тебе не понять, женщине не надо ничего поднимать, ни хозяйство, ни экономику, можно просто сесть на попу ровно, занять место, украсить его, создать уют, тепло, вдохновение.

— Сколько воды из пары капель, как это по-мужски.

— Что там еще интересного?

— Лось.

— Лось?

— Да, на кафеле там живет лось. Я давно тебе хотела его показать.

— Познакомить?

— Да, я же знаю, как ты любишь искать знакомые очертания в незнакомых предметах.

— Тени падают, абсолютно не предполагая, что об этом могут подумать другие. Что еще на повестке дня, точнее, ночи?

— А еще в это время очень хочется топинамбуров.

— Возьми в холодильнике.

— Ты серьезно?

— Нет. А что это? Корнеплоды?

— Тебе не понять, корнеплод. Топинамбур — понятие собирательное.

— Я же говорю — корнеплоды.

* * *

— Вот такой странный сон приснился, — разоткровенничался Кирилл.

— Так ты сидя ссышь?

— А ты как думаешь? — Только это между нами, я надеюсь.

— Само собой. Может, это и не сон был вовсе, так, личная жизнь. Что-то тебя в ней гнетет, — дал свою оценку рассказу Мефодий.

— Может быть. Иногда хочется поделиться, а кругом одноклеточные.

— Сам таких подбирал.

— По принципу судоку. Чтобы не повторялись и не пересекались.

— Магический квадрат девятого порядка.

— Да. Думал, что окажусь в кругу друзей, а на выходе — врагов в квадрате.

— Может, стоит кабинет поменять?

— Можно.

— Только не бери сразу под ключ, бери без мебели. Свою потом поставишь. Старая с новой никогда не будет сочетаться. Ни любви между ними не будет, ни дружбы. Как между левым и правым, — рассмеялся Мефодий. — Пусть будут все свои.

* * *

«Ерундой занимаемся, — подумал Мифа про себя. — С умным видом, уже столько лет».

— Я услышал твою мысль. Как говорил наш нержавеющий друг: попытка — не пытка. Левое полушарие, правое — они всегда спорили, кто из них правый, точнее сказать, у кого из них больше прав. Какие-то зоны уподоблялись левому и даже начинали верить, что оно правое.

В этот момент зашла птица-секретарь и принесла какие-то бумаги на подпись. Пока Кирилл их подписывал, птица разглаживала себе усы.

— Ты ходил когда-нибудь налево? — неожиданно спросил Мефодия Кирилл, когда секретарь уже исчез.

— От кого?

— От себя, конечно, Мифа. Налево всегда ходят от себя. Это только кажется, что от любимых, на самом деле от себя. Сходишь и понимаешь, что от себя не уйти. Но я отвлекся от темы, — почесал затылок Кирилл, будто перемотал пленку назад, и продолжил: — Вот что я хотел сказать про полушария, — он снова взял паузу.

— Левое есть левое, оно шагает шире, то и дело перешагивая правое. Вся проблема правого в том, что пока оно занимается монополизацией внутри своего хозяйства, левое — монополизирует мир.

— Никто не мог предположить, что все так изменится на корабле за каких-то сто-двести лет и девяносто процентов людей будут жить левым полушарием, точнее сказать под его влиянием: сознание и критика, критика и сознание. Все, больше ничего не умеют. У левого полушария частота восемнадцать герц в секунду. Представляешь? Правое не слышит никто, несмотря на то, что оно более правдивое. Мы не слышим его. Хотя правое — это наше все, это подсознание Земли. Правое включается только утром. Поэтому восход приходит первым в правое полушарие. Поэтому левое навязало всем любовь к закатам. Утро — момент баланса между правым и левым. Представь, что в этот момент начинает работать газонокосилка.

— Представляю, — почесал голову Мефодий.