Девушка полночи

– Мама, а почему у меня нет папы?

Залусская запнулась.

– Бывают такие семьи, из двух человек, – попыталась она объяснить. – Иногда так случается. Ты не единственная. У некоторых детей нет ни одного родителя, и им приходится жить в детском доме. Это такой детский сад, только круглосуточный. Они там находятся день и ночь. У тебя есть я, а у меня – ты.

Я люблю тебя больше жизни, сокровище мое. Никто и никогда не будет для меня важнее тебя. Понимаешь?

– Да, – ответила дочка и зевнула. Потом она начала, смеясь, рассказывать, как играла с кузинами и как папа одной из них показывал кролика. Саша смеялась, несмотря на то что это давалось ей с трудом. – Я бы хотела, чтобы у меня был папа, – закончила Каролина.

– Я бы тоже очень этого хотела, но пока мы ничего не можем с этим поделать.

Она пообещала дочери, что завтра обязательно обнимет ее перед сном. Разговор закончился, но комок в горле еще долго давал о себе знать.

Вернулась Люция.

– Я хотела пояснить насчет перчатки, – продолжила она начатую мысль. – За день до той перестрелки я потеряла ее в гарнизонном костеле. Предполагаю, в исповедальне. Впервые за долгие годы я решила сходить на исповедь. Даже не знаю, что за дьявол меня к этому подтолкнул.

Она выбежала на зов викария помочь держать Тамару. Саша тоже двинулась за ними, но Мартин запретил ей входить. Сейчас он выглядел по-другому. Был сосредоточен, действовал уверенно и решительно. Залусской удалось увидеть только то, что женщина извивается в руках Люции и викария. Глаза ее были полузакрыты, она что-то бормотала, из уголка рта текла слюна.

– Уходите отсюда, – приказал Залусской священник и закрыл дверь перед ее носом. Вскоре из костела донесся его голос, интонирующий молитву на странном языке, которого она никогда ранее не слышала.

Сначала она собралась было послушаться, но потом искушение заставило ее направиться назад в кабинет, в котором она сегодня застала Люцию. Она не имела привычки копаться в чужих вещах, но на этот раз решила, что цель оправдывает средства. Она оглянулась, чтобы удостовериться, что ее никто не видит. Коридор был пуст. Саша вытерла ноги о лежащую при входе тряпку, чтобы не оставить следов на сияющем чистотой полу. Быстро прошла к полке, на которой без труда нашла толстую книгу. Ту самую, которую Люция прятала за спиной. Саша с трудом вытащила ее, полки были очень плотно заполнены увесистыми томами. Только теперь она рассмотрела, что это вовсе не книга, а старый альбом в обложке из потрескавшейся искусственной кожи. Ну что ж. Откроем.

Черный, выструганный из дерева пистолет выглядел как настоящий. Кто-то очень четко вырезал на рукоятке название фирмы Carl Walther Waffenfabrik / Ulm Do, modell PPK, kal. 7,65mm. Саша взяла его в руки и подумала, что издалека можно было бы очень легко принять подделку за самый популярный самозарядный компактный пистолет.

– Пшемек взял настоящий, – закончил признание Старонь. – Я больше никогда его не видел.

Он был в темно-синем пуловере с V-образным вырезом и потертых джинсах. На ногах военные ботинки, которые она ранее видела в шкафу. Без сутаны и с двухдневной щетиной он был совсем не похож на священнослужителя. Вернувшись по окончании обряда экзорцизма, уставший, выжатый как лимон после изматывающего ритуала, он удивился, что Саша все еще ждет его. Он попросил дать ему несколько минут, чтобы привести себя в порядок. Люция унесла сутану. Рукав был порван, облачение нуждалось в стирке.

Они проговорили всю ночь. Ксендз рассказал психологу все, как на исповеди. Он сам это так назвал. Говорил искренне. Голос его дрожал, когда он вспоминал старые времена: начиная со знакомства с Моникой и попытки самоубийства, после которого он пребывал в коме. А потом о чудесном возвращении, которое – тогда он верил в это – произошло благодаря Божьему милосердию. Он хотел не жить среди людей, а служить им. Перечеркнуть прошлое, сбежать от зла. Поэтому поступил в семинарию.

– Автобус ударил меня по касательной, я перелетел на газон. Врачи не могли в это поверить. Я отделался лишь переломом ноги и несколькими ушибами, от которых не осталось никаких следов. – Он почесал нос. – Я впал в посттравматическую кому и не хотел просыпаться. Но Бог решил за меня. Я поверил, что это чудо, и поклялся больше никогда не говорить ни слова касательно этого дела. Сейчас я знаю, что выжил только затем, чтобы жить с этим пятном всю жизнь.