Девушка полночи

Залусская подвинулась на стуле:

– Как это? Ведь вы помогаете другим людям, занимаетесь экзорцизмом. Я сама видела.

– Другим я могу помочь. А себе не получается. – Он махнул рукой. – Если бы у меня было достаточно сил и смелости, я ушел бы в пустыню и там умер. Но все-таки я трус. Боюсь кары Господней. Боюсь дьявола и самого себя.

Он замолчал, и они какое-то время сидели в тишине.

– Может быть, вы писали когда-то? Стихи, музыку? – прервала тишину Залусская.

Он едва заметно улыбнулся:

– Очень слабенькие. У меня нет таланта, да и дисциплины тоже. Я даже ни разу не записал ни одной проповеди. Я просто говорю то, что лежит на сердце.

– Вы хоть раз солгали?

– Да. – Он склонил голову. – Я нарушил все десять заповедей.

– Все десять?

– Я убил тех двоих. Это из-за меня они погибли.

– Вы не смогли простить себя.

– Я в очередной раз солгал, – вздохнул он. – Знаю, что нужно простить себя, но это постоянно возвращается. Когда-то я жаждал мести, пытался погасить бешенство агрессией. Но я ведь знаю, что возмездие тоже не решает дела. Правда, увы, и молитва не помогает. Как я могу убеждать в этом других, если сам не верю в ее действенность?

Он замолчал, после чего встал и принес пакет сахара, чтобы наполнить пустую сахарницу.

– Можно еще один вопрос? – Саша слегка колебалась. – Только не обижайтесь, пожалуйста.

– Я слушаю. Спрашивайте все, что угодно.

– Это вы написали «Девушку с севера»?

Мартин удивленно смотрел на нее, не зная, что ответить.

Саше казалось, он вот-вот признается, что наконец она нашла автора. Чтобы склонить его к признанию, она добавила:

– Это ведь очень красивая, хоть и страшная песня. В ней есть жажда мести. Сейчас, когда я уже знаю эту историю, думаю, другой возможности нет. Игла точно ее не писал.

Старонь таинственно улыбнулся и категорически запротестовал.

– Вы опять говорите неправду. – Саша не спускала с него глаз.

Он тяжело вздохнул:

– А что такое ложь? Это правда в маске, – и очень спокойно добавил: – Жаль, что Иглы уже нет. Он знал, мог помочь мне, а я не воспользовался этим. Он был здесь за две недели до смерти. Пришел на исповедь, но не ожидал, что это я сижу в исповедальне. Когда я выдал себя, он остановился на полуслове и вышел из костела. Не остался до окончания мессы, не захотел мне ничего рассказать. Свою тайну он унес в могилу, но я хоть и не намного больше, но узнал. Возможно, поэтому моя вера так ослабла. Я боюсь. Что будет, когда я совсем ее потеряю? Кем я стану? Это все, что у меня есть.

– Что он вам сказал?

– Тайна исповеди. – Он опустил глаза. – Но вы и без моей помощи дойдете до истины. Все содержится в песне.

– А это? – Саша вынула рекламную листовку SEIF с изображением Староня. – Тоже тайна исповеди?

Он даже не взглянул бумажку.

– Я не имею с этим ничего общего, – заверил он. И тут же добавил: – К тому же здесь даже нет моей фамилии.

– Есть фрагмент вашей проповеди о вдовьей лепте, – показала Саша. – Это огромная фирма. Вы хотите убедить меня в том, что ничего об этом не знаете?

Она не поверила ему, наконец он почувствовал это. Взяв листовку, молча смотрел на нее.

– Курия дала согласие на участие вас, как духовного лица, в рекламе?

Он поднял голову:

– Это какой-то обман.

– Именно. Хотя клиенты SEIF пока об этом не знают. В отношении этой фирмы ведется несколько расследований. Я советовала бы вам как можно скорее подать на них в суд. Это явное нарушение личных прав человека. В противном случае у вас могут быть серьезные неприятности, – предупредила она его.

– Я подумаю, – пробормотал он и отодвинул от себя листовку. Не собирался ничего добавлять, моментально замкнулся в себе.

Саша встала. Она подумала, что ксендза Староня и Иглу объединяет слишком многое. Казалось бы, ничего конкретного, но прошлое стереть невозможно. Он так хорошо притворяется? Или действительно кто-то воспользовался его фотографией против его воли и закона, с целью продажи страховых полисов богобоязненным полякам?

– Вы были судимы когда-нибудь? – спросила она. – Совершили какое-либо преступление?

Мартин покачал головой.

– Я стараюсь вести честную жизнь, – уверенно сказал он.

Саша была недовольна собой. Она неправильно задала вопрос. Виной всему усталость. Он не мог ответить по-другому. Ксендз встал, долил себе кофе и с упреком добавил:

– Мы хотим как лучше, а получается как всегда. Вы сами это знаете.

Ей пришлось признать его правоту. Она тоже старалась не материться, не курить, быть хорошей матерью. Получалось по-всякому. Большинство преступивших закон старались, но в итоге имели на совести чью-то голову. Говорили, что весь мир против них. Тюрьмы полны теми, кто имел самые добрые намерения. У них просто что-то не получилось.

– А может, это не вы? – продолжала Саша. – На этой фотографии?

– Я себя узнаю, если вы об этом, – отрезал он.

– Где вы были в Пасху с одиннадцати до двенадцати тридцати?

Старонь с вызовом посмотрел на нее:

– В костеле. Как раз заканчивалась месса.

Саша смотрела на него и сомневалась. Неужели он не запомнил ее? Она не верила, что это он, но должна была задать этот вопрос.