Ему недавно стукнуло пятьдесят девять лет, и он решил, что поживет еще двадцать один. Ему нравились круглые числа, он никогда не брал сдачу. Повеситься он не сможет, так как боится высоты. Проще всего застрелиться, пистолет есть. Последнее время он все чаще думал о том, что будет, когда погаснет свет. Что еще он хотел бы сделать? Нужно ли ему что-то исправлять? Зло не существует. Это просто большой мешок, в который можно сунуть табу – все темное, неприкасаемое и непонятное. Но амбиции, желания и, прежде всего, страх реально существуют. Человек ощущает их по многу раз в день. Именно они инспирируют борьбу или танец. Не надо этого стыдиться, надо смиренно принять. Каждый может стать преступником. Каждый в какой-то степени слаб и боязлив.
Люди предпочитают считать себя в принципе добропорядочными гражданами. «Я никогда не совершу ничего подобного», – говорят они. Он слышал это на судебных заседаниях сотни, тысячи раз. Даже тогда, когда улики не оставляли сомнений. Поэтому судья Шиманьский создал собственный кодекс и всегда поступал согласно своим принципам. Он давно уже не говорил вслух того, что думал. Это все равно не имело для дела особого значения. Он был председателем Гданьского областного суда уже семнадцатый год, но так и не полюбил свою работу. Начинал в качестве специалиста по уголовному праву. Тогда еще верил в нечто под названием «справедливость». Сегодня считал, что данное понятие не имеет смысла, это лишь красивая теория, так же как зло. Судебный процесс – это просто представление, иногда очень показательное, иногда, наоборот, камерное. Чемпионат высшей лиги: прокурор против адвоката. Всем плевать, что на самом деле думает суд. Роль суда сводится к раздаче желтых либо красных карточек и присуждению очков. Если из документов следовало, что чаша Фемиды склоняется в пользу обвиняемого, гол получал адвокат. В противном случае повод для торжества появлялся у прокурора. Кодекс Шиманьского явно свидетельствовал: если вина обвиняемого документально не доказана, нельзя никого наказывать. Лучше отпустить разбойника, чем иметь на своей совести человека, в виновности которого ты не уверен. Именно поэтому судья Шиманьский спал спокойно. Так было до сегодняшнего вечера.
До одной из красивейших вилл на улице Полянки он добрался пешком. Машину припарковал у мечети, поскольку хотел остаться незамеченным. Тем более что у входа все равно не было места. Он окинул взглядом автомобили и понял, что пришли почти все. Освободив от полиэтиленовой упаковки цветок декоративного чеснока в виде фиолетового шара, судья нажал на кнопку звонка. Услышав звук открываемой калитки, он толкнул ее. Ему показалось, что в конце колонны стоящих у входа автомобилей припарковалась машина свекольного цвета. Он отметил, что это старая грязная «хонда»-пикап. Водитель не выходил из машины, не выключал двигатель. Шиманьский остановился, по спине пробежали мурашки. Он решил, что это полиция. После недавних событий за домом Слона должно вестись наблюдение. Но никто ведь не может ему запретить прийти с цветами к тому, к кому он хочет. Вторая, возникшая одновременно мысль была хуже. Может так случиться, что ему не суждено прожить запланированный двадцать один год. Возможно, довольно и пятидесяти девяти. Он не боялся этого. Если вдруг неожиданно умрет, то несколько человек потянет за собой. В мире не существует людей кристально чистых, без темных мест в биографии. У него есть блокнотик, в котором все тщательно расписано по пунктам. Каждому – по справедливости, столько, сколько заслужил. Желтые, красные карточки, плюсы и минусы. Как сказывала бабушка Фемида.
Он вошел, широким шагом переступив через лужу. Ежи Поплавский улыбался ему в дверях. Инвалидную коляску подталкивали длинноногая ассистентка, лет на десять младше дочери Шиманьского, и охранник без шеи. Опущенные веки саламандры фиксировали каждое движение.
– С днем рождения, пан Юрек. – Судья протянул Слону цветок. Ассистентка приняла его, прежде чем Поплавский до него дотронулся. Она внимательно осмотрела растение и только после этого поставила в вазу, как будто подозревала, что в нем может находиться взрывное устройство. Шиманьский тяжело вздохнул, показывая свое отношение к отсутствию доверия к его персоне. Потом добавил низким баритоном: – Пусть у тебя все идет хорошо и мы все никогда не узнаем, что такое бедность. Пусть SEIF распространится по всему миру.
– Надеюсь, ты не за рулем? – спросил Слон.
– К сожалению, за ним, – вздохнул Шиманьский. – Но водочки выпью. Я рассчитывал на то, что, как обычно, твой водитель отвезет меня.
– Хоть на Ибицу, доставят в целости и сохранности.
Дверь захлопнулась.