Комендант простер свою любезность до такой степени, что приказал денщику устроить для гостьи и ее кузена пикник. Мисси с Джимом сидели сначала в кабинете коменданта, а потом вышли из лагеря и пешком отправились к месту пикника. Мимо проезжали машины с немецкими военными, но никто не обращал внимания на женщину, гуляющую с французским офицером в форме. Это показалось Мисси и Джиму в высшей степени курьезным.
Джим рассказал, что в лагере он выполняет обязанности переводчика с английского, русского, немецкого, французского, польского и сербского. Чувство, что он здесь нужен, не давало ему возможности задуматься о побеге. Да и куда было бежать, находясь в центре Германии? А еще Джим сообщил кузине, что у них есть потайной радиоприемник, так что пленные хорошо информированы, и каждую ночь в бараках вслух читаются военные сводки союзников.
Меню пикника состояло из тушенки, сардин, горошка, масла и кофе — всего этого «штатские» не видели уже очень давно.
Мисси принесла с собой жареного цыпленка и шампанское от Татьяны…
Конечно, Мисси не представляла, в каких условиях содержатся советские военнопленные… Но когда слухи об этом начали просачиваться, возмутились очень многие — даже ее матушка, ненавидевшая красных.
Одно время Лидия Леонидовна надеялась, что немецкое вторжение в Россию приведет к массовому народному восстанию против коммунистической системы, после чего возрожденная страна разделается с немцами.
Но по мере того как становилось известно о тупой жестокости германской политики на оккупированных территориях СССР и множилось количество жертв как там, так и в лагерях русских военнопленных, любовь Лидии Леонидовны к своей стране, усугубленная ее вечной германофобией (ведь во время Первой мировой войны она была медсестрой на фронте), взяла верх, и княгиня Васильчикова попыталась облегчить страдания соотечественников, прежде всего русских военнопленных.
С помощью друзей она установила контакт с Международным Красным Крестом.
Тут она узнала, что в отличие от дореволюционной России советское правительство отказалось от помощи, предложенной этой организацией. Это означало, что русские пленные были в глазах своего правительства изменниками Родины и предоставлялись собственной судьбе. В том числе — голодной смерти.
Тогда Лидия Леонидовна решила действовать обходным путем: обратилась к своей тетушке, крестной Мисси, графине Софье Владимировне Паниной, которая работала в Толстовском фонде в Нью-Йорке, втянула в свою деятельность двоих всемирно известных американских авиаконструкторов русского происхождения: Сикорского и Северского, а также русские православные церкви Северной и Южной Америки. Вскоре была создана специальная организация для помощи пленным, которой удалось собрать столько продуктов, одеял, одежды, лекарств и т.п., что для перевозки этого груза понадобилось несколько кораблей. Однако Гитлер не позволил доставить помощь на территорию Германии. Княгиня не сдалась и написала маршалу Маннергейму, командовавшему ныне финской армией. Барон Маннергейм, в прошлом российский офицер-кавалергард, хорошо знал семью Васильчиковых. Он ответил ей согласием, и суда с грузом помощи направились в Швецию, откуда под наблюдением Международного Красного Креста груз был быстро доставлен военнопленным финских лагерей.
Давным-давно даже самым «упертым», самым фанатичным приверженцам нацистского режима было ясно, что мгновенной победы над Россией нет, не будет да и не может быть. Да какая там победа! Позади были и битва под Москвой, и Сталинград, и Курск, и прорыв Ленинградской блокады, и освобождение Киева… Теперь и с немецкой стороны тоже гибли мирные люди, в том числе жители столицы — Берлина. Гибли под бомбами, от которых уже просто негде было укрыться. И каждый новый день был страшнее предыдущего. В конце концов налеты стали, так сказать, принадлежностью жизни — теперь Мисси понимала, что означает расхожее выражение: жизнь и смерть идут рука об руку. И в ее дневнике описание страшных последствий бомбовых ударов мешалось с вымученными шутками — человек не может, просто не способен постоянно бояться!
«Я отправилась в наше бюро на Курфюрстенштрассе. Бывшее польское консульство на углу ярко пылало. Я вошла в подъезд, где собралась растерянная кучка людей. На лестнице сидели Адам Тротт и Лейпольдт, оба с перемазанными сажей лицами. Они провели там всю ночь, так как налет застал их на работе…
Я увидела, что к нам нетвердой походкой приближается закутанная в дорогую меховую шубку Урсула Гогенлоэ, знаменитая берлинская красавица. Прическа ее была в полном беспорядке, косметика потекла. Она остановилась возле нас и зарыдала: «Я все потеряла, все!» Она повернулась и заковыляла прочь. Сзади из ее шубки был выдран большой кусок меха…
У Лоремари в потолке прямо над кроватью зияет дыра. На нее это сильно подействовало, и она объявила, что судьба явно бережет ее для более высокого и прекрасного предназначения…