— Да — да — да! — вскрикивал я, вонзившись ей зубами в плечо, а она только ласково, но призывно осаждала меня, по инерции двигая бедрами. Еще находясь в ней, как бы предчувствуя, сам не зная почему, я неожиданно произнес:
— У нас будут сложные взаимоотношения.
— Как пожелаешь, мой принц, — сказала она, и я понял, что «принц» ее удовлетворил.
Она лежала, зарывшись мне в шею, и неровно, вздрагивая, дышала.
Я сжимал хрупкие плечи, прижимая ее тело по всем анатомическим изгибам.
Я чувствовал, что из меня изверглось море и, пока оно не расплескалось, нужно пойти и выбросить все в туалет.
Я встал, а когда вернулся, услышал крик:
— О, какой же ты гнусный!.. Ну какой же ты коварный!.. — Она смотрела на пианино.
— О чем ты говоришь? — мягко улыбаясь, спросил я.
Она, как пума, стоя на четвереньках, щетинилась на диване.
— Что значит этот красный глазок, зачем ты все это снимал?!
— Чтобы смотреть в Америке, когда мне будет одиноко.
— Выключи сейчас же, или я встану! (Какая угроза! Это как раз единственное, что она делать не хотела.)
Глядя на ее готовое к псевдопрыжку обнаженное тело, я захотел ее опять. Три минуты спустя!.. Я нажал на кнопку камеры два раза, выключив и включив снова. Я стоял перед ней голый, прикрывая низ ладонями.
— Убери руки сейчас же, я хочу видеть его. — Я послушался, и она замерла, застыла, разглядывая. — Теперь последует наказание, — и она, наклонившись, нежно поцеловала его внизу. — А теперь проси прощения. — Она подставила изгиб шеи. Видимо, ее чувствительное место.
Потом коснулась снизу и проворковала:
— Какие нежные шарики!.. Можно их поцеловать?..
Она наклонилась и ласково, взасос их поцеловала.
Едва я потянул руку к цветным резинкам, как настойчивый музыкальный звонок раздался в квартире. Я вздрогнул от неожиданности. Не было ни одного живого человека, кто посмел бы прийти сюда!
— Не открывай, не открывай, вдруг это преступники, — тихо прошептала она с улыбкой. — Или мой муж выследил меня! — Этого она, похоже, больше всего боялась! Она взяла моего вечного спутника в рот и не давала нам сдвинуться, водя языком вокруг головки. Звонки продолжались все чаще и громче.
Я плавно выскальзываю из ее сладкого плена (плена рта) и надеваю голубую рубашку.
— Трусики не надо, пусть она тоже получит удовольствие от созерцания твоего совершенства, — прошептала актриса, нескромно опустив глаза.
— Вдруг это он?
— Тогда он испугается и убежит. Мне до сих пор страшно, что такое было внутри меня, — и она приглушенно засмеялась.
Я приоткрыл дверь, прикрыв ею себя.
На пороге стояла светло-коричневая мулатка, которая, раскрыв ярко-красный ротик, мило спросила:
— Скасите, Мустафа сдесь зивет?
Я думал, я грохнусь на пол. От смеха.
— Какой Мустафа?
— Из франсуского Алзира.
Не сдержав улыбки, я ответил:
— Такого здесь никогда не было.
— Как жаль!..
— Мне тоже.
Я вернулся в спальню-кабинет. Носик высунулся из-под одеяла.
— Надо было пригласить ее сюда, мы бы ей показали — белого Алексея!
Я расхохотался. Она вскочила и сдернула с меня рубашку.
— Я уже устала ждать, — и, судя по вздрагиваниям ее тела, она говорила истинную правду. Я вложил ей руку в промежность и прижал к влажным губкам, ладонью раздвинув левую и правую.
— Да… вот так… я хочу тебя… — она заскользила по моей руке.
Потом оседлала меня. Она двигалась на спутнике, массируя его своим влагалищем (прости, читатель, нету лучше слова!), едва не насаживаясь на него от нетерпения.
— Только надень эту штучку, я боюсь…
Я едва успел надеть «эту штучку», как она широко разверстой плотью насела на меня. О-о! Я ухватился за ее бедра ближе к талии и, сжав ее, стал насаживать розу на стебель, все быстрей и быстрей. Она взлетала, и, не дав ей взлететь, я рвал ее вниз, насаживая на клинок снова. Она чуть прилегла, касаясь соском моего рта, сжала коленями мои бедра, уперевшись руками в плечи, — и так летела!
Это был чудный галоп! Временами мне казалось, что я пронжу ее насквозь, и он выйдет у нее изо рта. Местами — что она, сломав его пополам, сорвется и улетит вместе с ним. Как Маргарита.
Ее груди били по моим губам, повлажневшие пальцы терзали плечи, ягодицы, прыгая, ударялись в мои бедра, губки мяли и обвивали мой член. Ее тело стало содрогаться, потом трястись.
— Мой, мой, мой, — билась она об меня, — хочу, хочу, еще, еще… А! — а! — а! — а! — а!..
Я закрыл ей рот ладонью, в которую вонзились острые зубы. После чего, опомнившись, она стала целовать мои пальцы.
Слегка влажная грудь опустилась на мою, щека замерла на моей шее.
Я был удовлетворен и выжат, как редко когда бывал. Во мне не осталось ни грамма силы, ни атома энергии. Тело было невесомым, как будто я попал в рай. С большим удивлением я смотрел на ее спину. Кто бы мог подумать, что в этой невзрачно одетой девушке кроется такая кошка, пума, пантера, барс-барсик. И, не побоимся сказать, сексуальная львица. Ее талия и спина словно были созданы для любви. Их так сладко было сминать…
— Тебе понравилось? — хрипло спросила она. И не стала ждать ответа. — Мне очень.
Ее губы опустились на мои и замерли. Это был поцелуй благодарной самки.