Девушка с экрана. История экстремальной любви

Я звоню Арине с большой грудью и говорю:

— Как наши дела с финансированием кино?

— Алеша, в последнюю минуту мужу предложили бизнес: привозить джипы в Прибалтику. И все деньги сейчас мы вкладываем в покупку первой партии.

Дальше мне было неинтересно. Дальше я мог ее не слушать, но из вежливости выслушал. Два месяца она водила меня за нос. Чего только я для нее не делал и каких гарантий не представлял! Каких бумаг не сочинял с адвокатом!

Я знал, что Мейерхольд и я не скоро переживем этот удар. Но в кармане у меня оставалась еще пара карт — возможно, туз, возможно, козырь.

Вечером неожиданно раздался звонок. Минуту длилось молчание.

— Как ты себя чувствуешь?

— А я должен себя как-то по-особенному чувствовать?

— Я уехала, ты остался…

— Нормально. Как обычно.

— Значит, ты по мне не скучаешь? Я знала, что я тебе не нужна.

— Тогда зачем вы звоните, тратите деньги?

— Я не могу без тебя. Я люблю тебя. Я хочу от тебя маленького.

— Я думал, мы все закончили, вы уехали раньше.

— И не надейся! — рассмеялась она. — Я просто испугалась, что меня выгонят из театра. Я так часто уезжаю…

— И как театр? — спросил я.

— Я хожу на репетиции в твоих часах. Всем они безумно нравятся. Все думают, что я подцепила американского миллионера.

— Который проходит пока начальную стадию — бедности.

Она рассмеялась:

— Как ты хорошо говоришь, как никто другой! Как мой фелацио?

— Что-что?

— Он скучает по мне? Передай ему, что я его очень и очень хочу. Я по нему очень скучаю.

Я не могу поверить, но этот безмозглый отросток начинает возбуждаться. Но он действительно безмозглый.

Что ж у нее такое между ног? Я забываю все грубости, гадости, оскорбления, обидные слова. И снова хочу ее. Я не хочу желать ее. Неужели она будет возбуждать меня всегда? Не дай Бог, когда она сообразит и начнет этим пользоваться… Если уже не начала.

— Алешенька, я в ванне! Пожелай мне приятного… плавания.

— Остываешь?

— Я не могу физически без тебя. Я вспоминаю, как ты кончаешь, и кончаю сама.

— Арина, что ты говоришь по телефону! Ведь все записывается.

— Ты так бесподобно кончаешь! Я надеюсь, что они это записали. Я хочу, чтобы весь мир знал, как ты кончаешь! Я обожаю, когда ты во мне, на мне, твои ласки, твои телодвижения.

Я безумно возбужден, я не верю, что ее слова — по телефону — имеют такой эффект на это слабое, мягкое, твердое, безвольное создание. Но он стоит в стойке сеттера, почуявшего дичь.

Я прощаюсь с ней скорей, не зная, как успокоить свое возбуждение. Спустя полчаса иду в ванну и успокаиваюсь.

Уже два месяца, как я безрезультатно ищу квартиру в Нью-Джерси. Цены безумные, квартиры маленькие и узкие, не то что я, даже моя библиотека не поместилась бы в целой квартире. За жилье на Бродвее шли постоянно суды, с января. Один за другим. Владелец дома со своей корпорацией пытался выселить меня уже года два. Под «пикантным» предлогом, что я не был ответственным квартиросъемщиком. Какое слоновое слово! Меня защищал один из лучших адвокатов Нью-Йорка и его окрестностей по жилищным тяжбам, который заслуживает отдельного романа. И который выигрывал мне в суде слушание за слушанием. Получая с меня лишь минимальную плату — только задаток — и никогда не требуя остального, зная, что я прохожу через кровавый развод. В Америке это большая драма. Он знал, что я нищ. Я обещал вывести его героем и добрым ангелом в своем втором американском романе «Нью-Йорк, Нью-Йорк». По его совету (и из-за стонов моей чековой книжки) я не платил за квартиру уже полтора года. Эти деньги помогали мне летать и содержать тех, кто сидел на моей шее.

Расчет моего прекрасного адвоката состоял в том, что судья никогда не заставит «бедного» жильца, узурпируемого «богатым» домовладельцем, оплатить все полностью, а лишь за шесть-семь месяцев.

— Алекс, — говорит Скотт Эдельстайн, — а чего ты ждешь от выигрыша в твоей тяжбе с домовладельцем? Ты хочешь оставить эту квартиру за собой навсегда?

— Нет, она мне мала. Я ищу жилье в Нью-Джерси.

— Это правильно. Потому что, если вдруг хоть одно слушание мы проиграем, судья может дать команду освободить квартиру в семьдесят два часа.

— И куда же я денусь с тремя тысячами книг?

— Переедешь в Центральный парк, где живут бездомные. О тебе будут писать все газеты, показывать по телевидению. Заголовки в прессе будут гласить: «Русский писатель живет со своими книгами в Центральном парке».

— Вы это все серьезно?

— Абсолютно! По американским законам, судья может сделать что угодно.

— Начхать мне на американские законы. Вы лучший адвокат в Нью-Йорке и окрестностях, мы не должны проиграть.

— Но рано или поздно все приходит к логическому концу.

— Спасибо за обещание розового будущего!

— Пожалуйста! Я вот о чем подумал, что бы ты предпочел: заплатить двадцать тысяч долга и оставить за собой эту квартиру или выехать поскорей, если тебе скостят этот долг?

— Выехать. Но куда?!

— Тогда ищи. Когда найдешь, дай мне знать. Я попробую, чтобы мои младшие адвокаты сторговались с адвокатами твоего хозяина… Как его фамилия?

— Московиц.

— Он что, из России?

— Нет, он польский еврей, приехал сюда после войны. У него восемьдесят зданий.