Девушка с глазами львицы

Как же тяжело вдали от дома! Орлова вдруг поняла, насколько соскучилась по России. Европейские страны были разными и очень интересными, но любопытство, как и всё на свете, когда-нибудь кончается, и тогда человека тянет в родное гнездо. Агате Андреевне казалось, что её любопытство закончилось сразу после Парижа, а потом время тянулось неимоверно долго, но зато теперь её сердце пело: Орлова ехала домой. Предстоял совсем небольшой крюк до Венеции, а оттуда – уже по морю. Немного терпения – и фрейлина сойдёт на берег в своём любимом Петербурге.

Дела были закончены. Последний отчёт, где Орлова сообщила императрице-матери о настроениях в Ломбардии (а там общее мнение сводилось к незамысловатому: «Что под французами плохо, что – под австрияками, но нам не привыкать, всё равно всех обведём вокруг пальца»), был принят благосклонно. Государыня написала несколько похвальных слов и разрешила своей фрейлине вернуться. Агата Андреевна быстро собралась, простилась со своей любезной хозяйкой и, сколько ни уговаривала её княгиня Летисия, отказалась «погостить ещё». Сегодня, на рассвете не по-зимнему тёплого февральского дня, фрейлина выехала в Венецию.

Казалось, столь успешное европейское турне должно было вызвать у Орловой чувство глубокого удовлетворения и даже гордости, но Агата Андреевна была, наоборот, опечалена. Не всё прошло так блестяще, как ей хотелось, имелось и на её совести пятнышко, а если честно сказать – здоровенное пятнище. А как иначе ещё можно было назвать неудачу с сеньоритой Молибрани?

Кассандра так тщательно избегала общения с Орловой, что не понять это было невозможно. Фрейлине просто отказали в доступе к персоне миланской примадонны. Конечно, в запасе оставался вариант с Михаилом Печерским, но Агате Андреевне было стыдно использовать в своих целях и так наказанного судьбой, слепого человека.

«Грех ведь! Господь не простит», – размышляла она, разглядывая беднягу-графа в ложе напротив. Уговоры помогли, и фрейлина всё-таки решила поставить крест на своей попытке выведать тайны Кассандры Молибрани. В конце концов, в Англии Орлову никто не хотел слушать, к её российским делам дочка убитой в Лондоне примадонны не имела никакого отношения, а раз так, то пусть хранит свои тайны, сколько ей захочется.

В экипаже, петляющем по равнинам Ломбардии, Орлова опять твердила себе то же самое. Вроде бы даже помогало, но всё равно было очень обидно, что загадки так и остались неразгаданными… «Ну, ничего, даст бог, придётся ещё повидаться с сеньоритой Кассандрой, тогда и поговорим о странностях её судьбы», – пообещала себе фрейлина.

Экипаж накренился на повороте, и Агата Андреевна выглянула в окно. Они сворачивали на почтовую станцию. Фрейлина повеселела: она уже предвкушала, как закажет себе кофе. Хорошего чаю в Ломбардии не было, зато кофе здесь варили отменно.

Орлова закуталась в шаль, взяла свой ридикюль и вышла из экипажа. Кучер попытался ей что-то втолковать, указывая на упряжку, фрейлина важно кивнула, резонно рассудив, что с лошадьми тот разберётся и без её подсказок, и направилась в таверну. Запах жареного мяса и аромат кофе пропитали весь полутёмный зал, заставленный грубыми деревянными столами и такими же лавками. Агату Андреевну это не смущало, привычка избегать внимания делала её поездки достаточно безопасными, вот и сейчас фрейлина огляделась, выбирая место поспокойнее. Но посетителей и так было мало: у стойки, взволнованно размахивая руками, громко изъяснялись трое мужчин – по виду кучера, а у окна, спиной к Орловой, сидел какой-то путник в сером дорожном сюртуке.

Фрейлина решила пойти в самый дальний угол. Она уже миновала одинокого путника, когда вдруг услышала за своей спиной шуршание, а её шаль натянулась. Агата Андреевна в недоумении оглядела свой наряд и двинулась дальше, но не тут-то было – шаль сползала с плеч. Похоже, она за что-то зацепилась! Фрейлина перехватила злополучную шаль, провела пальцем по её бахроме и поняла, что шёлковые нити застряли в щели металлической заклёпки на углу саквояжа. Путешественник очень неудобно поставил свои вещи на лавку.

Хозяин саквояжа тоже понял, что случилось. Он вскочил и принялся разматывать бахрому.

– Извините, мадам, – проговорил он по-французски, – это моя вина, я неудачно поставил свои вещи на скамью.

– Ничего страшного, благодарю вас, – отозвалась Орлова, она потянула на себя шаль и уже собиралась проститься, но в недоумении застыла: нити бахромы с ловкостью истинно зрячего человека распутывал граф Михаил Печерский. Он как раз справился со своей задачей, отделив бахрому от саквояжа, и довольно улыбнулся:

– Ну, вот и всё!

Как видно, изумление на лице фрейлины было таким непритворным, что граф сразу смешался, а потом смущённо спросил:

– Простите, мадам, мы с вами знакомы?

Орлова наконец-то опомнилась и подтвердила:

– Именно так! Я – фрейлина Орлова, если вы, конечно, и впрямь племянник Николая Александровича Вольского – Мишель.

– Да, Агата Андреевна, – обрадовался граф. – Вы представляете, зрение вернулось ко мне! Теперь-то я буду знать, как вы выглядите!