Михаил сломал печать и развернул листы. Он увидел витиеватую подпись императора Александра. Это был указ о переводе ротмистра лейб-гвардии Уланского полка Михаила Печерского военным советником чрезвычайного и полномочного посланника в Лондон с сохранением текущего воинского звания. Второй листок оказался приказом по Министерству иностранных дел. Военный советник посла в Лондоне ротмистр Печерский направлялся в штаб командующего английскими войсками герцога Веллингтона в качестве помощника личного представителя российского императора. На рассвете Михаилу надлежало поступить в подчинение светлейшему князю Алексею Черкасскому.
– Как говорится, есть две новости – одна хорошая, а одна плохая, – скептически хмыкнул Вольский, – ты теперь – дипломат, тем не менее едешь на войну. Не сомневаюсь, что Наполеон направится именно к Брюсселю.
– Как «Наполеон»?
– Так ты ещё ничего не слышал? Весь дворец уже три часа гудит об этом. Наполеон высадился на юге Франции, а сейчас идет на Париж. Города сдаются ему без боя, полки переходят на его сторону, народ приветствует его, как бога. Так что впереди новая война. Бонапарт, конечно же, не сможет долго драться, ведь Франция обескровлена. Он не наберёт рекрутов – все молодые мужчины перебиты, а те, что выжили, десять раз подумают, идти ли в армию. Но этот человек искренне верит в своё божественное предназначение. Он не остановится ни перед чем, чтобы только попробовать вернуть власть.
– Господи! Я и не знал! – поразился Михаил. – Но как же так, дядя, ведь всем в Европе ясно, что Наполеон просто не сможет победить. Превосходство в войсках у союзников многократное, и я как военный подтверждаю, что победа французов – это утопия. Как бы Наполеон ни уверовал в величие своего гения – он должен это понимать.
– А он не понимает! Но теперь свершится то, чего уже не миновать, и надеюсь, что война продлится недолго.
Михаил тоже на это надеялся. Он рвался в Лондон – искать свою «цыганку».
Вольский вновь завёл разговор о наследстве, но Михаил уже ничего не хотел слушать. Он обнял дядю и отправился собираться в путь, оставив Николаю Александровичу самому решать, как поступить с обитателями Пересветова.
Глава шестнадцатая. Бунт Вано
Март принёс в Пересветово яркое солнце. И хотя по календарю весна уже должна была вступить в свои права, но морозы не отступали, снег ещё лежал плотным настом, а на укатанных санями дорогах проблескивал ледяной корочкой. Впрочем, небо уже ярко голубело – весеннее, безоблачное и высокое. Ещё чуть-чуть – и начнётся оттепель.
Настроение хозяйки дома было под стать весёлому солнечному утру. Накануне графиня получила наконец-то долгожданное известие: её ненавистный супруг умер и уже похоронен. Кузен Леван не поленился сам посетить похороны и теперь писал, что, кроме старых слуг и пары дальних родственников, в лавре никого не было. Он задал домоправителю Печерских вопрос, где же сын покойного, Михаил, и его дядя, Вольский, и получил ответ, что оба отсутствуют на похоронах по уважительной причине, находясь с государем на конгрессе в Вене.
Даже ехидный намёк кузена, что на панихиде никто не упомянул ни имени вдовы – Саломеи, ни имени младшего сына, Ивана, не испортил графине настроения. Подумаешь, молчанку затеяли, посмотрим, как запоют эти лизоблюды, когда она захватит наследство покойного супруга. То, что наследником станет её сын, Саломея считала пустой формальностью, ведь мальчик так ей предан, да и она, как любая разумная мать, должна контролировать своего ребёнка даже в мелочах.
Саломея чувствовала себя всемогущей. Наконец-то она – девочка из горного села – достигла вершины власти и богатства! Теперь всё будет по-другому. Вот прямо с сегодняшнего утра и начнётся новая жизнь! Прямо с завтрака!
Саломея заняла место во главе стола и с нежностью посмотрела на своего Вано, севшего от неё по правую руку. Гибкий и стройный, с большими чёрными глазами и орлиным носом, Вано ничего не взял от простецкой внешности своего отца. Настоящий красавец! Саломея просто боготворила сына.
– Как ты спал, мой дорогой? – ласково спросила она.
– Как всегда! Хорошо… – сдержанно ответил Вано.
Он очень старался не вспылить. Мать была на удивление непонятливой. Ему уже исполнилось двадцать, а она по-прежнему следила за каждым его шагом. Саломея словно и не понимала, что он – взрослый мужчина. Мать диктовала, что ему носить, чем заниматься, даже требовала от Заиры, чтобы старая нянька каждый вечер приносила молодому графу парное молоко. Все попытки Вано завести интрижку закончились полным провалом. Дворовые девушки, которых он вызывал к себе, ползали на коленях и, рыдая, умоляли их отпустить, ведь хозяйка объявила в девичьей, что тех, кто будет ублажать её сына, она запорет на конюшне. Приживалка Аза – хорошенькая молодка годом старше Вано – тоже отказалась с ним спать.