Бог пронёс! Драгоценный шов остался в целости и сохранности, Серафим уложил раненого и дал ему настойку опия. Сон принёс облегчение, избавив от боли – как телесной, так и душевной. Но с тех пор оба друга, не сговариваясь, не возвращались больше к разговору о ранении. Боялись волнений и этого убийственного кашля.
Михаил постепенно окреп, хоть с кашлем так и не справился. Он уже ходил по квартире, опираясь на плечо Серафима или специально нанятой сиделки Аннет. Только темнота никак не отступала. Печерский сбился со счёта – прошёл ли месяц, с тех пор как его ранили, или нет?
Между тем жизнь продолжалась. Как оказалось, Серафим прооперировал под Ватерлоо раненого принца Оранского, сына короля Нидерландов, причем сделал это на редкость успешно. Это событие поучило широкую огласку, и доктор Шмитц вошёл в Брюсселе в большую моду. Серафим сначала недоумевал, а потом смирился с неизбежным, снял под медицинский кабинет первый этаж того же дома, где снимал квартиру, и начал приём.
Сегодня утром доктор Шмитц как раз принимал больных, а около графа дежурила сиделка. Михаил окликнул её:
– Аннет, подойдите ко мне, пожалуйста!
– Что угодно вашему сиятельству? – любезно осведомилась сиделка, и Печерский в очередной раз отметил, какой у неё приятный голос.
– Какое сегодня число? – осведомился он.
– Сегодня двадцатое июля, – сообщила Аннет. – Вы кого-то ждёте?
Этот простой вопрос натолкнул Михаила на неожиданную мысль. Нечего дожидаться возвращения зрения, нужно действовать по-другому! Хотя бы послать Аннет по известному адресу. Как же он раньше не догадался? Михаил аж разозлился на себя. Столько времени потерял! А всё от глупого самолюбия, не хотел, чтобы Черкасский нашёл своего помощника беспомощным, хотел сначала выздороветь. Жаль, конечно, но уже ничего не попишешь, теперь нужно наверстывать упущенное. Михаил обратился к сиделке:
– Аннет, я уже давно жду своего друга – князя Черкасского, а его всё нет. Вы не могли бы сходить на его квартиру – это рядом с собором Святого Николая – и узнать, что с ним случилось?
– Конечно, собор рядом – в двух кварталах отсюда. Расскажите мне, где квартира вашего друга, и я туда схожу.
Граф описал двухэтажный дом, где на первом этаже расположился магазинчик, торгующий брюссельским кружевом, а весь второй этаж снял под квартиру князь Алексей. Поняв, куда нужно идти, Аннет быстро собралась и ушла.
Господи, ну почему он столько молчал? Ведь все считают его мертвым. Михаил совсем расстроился. Он с таким нетерпением ожидал возвращения сиделки, что время её отсутствия показалось ему вечностью. Наконец раздался щелчок дверного замка. Михаил услышал легкие шаги Аннет, но за ней топал обутый в сапоги мужчина. С потерей зрения слух у графа обострился необыкновенно, и он не мог ошибиться. Аннет постучала в его дверь и вошла, не дожидаясь ответа.
– Ваше сиятельство, – сказала сиделка, – я привела к вам господина Сашку, слугу вашего друга.
– Сашка, это ты? – обрадовался Михаил, протягивая вперёд руку.
– Да, барин! Я вас везде ищу, совсем отчаялся, – сообщил знакомый голос, и широкая Сашкина рука сжала пальцы графа. – Сам-то Алексей Николаевич уехал в Париж. Письмо государю от здешних генералов повёз. А мне велел сидеть на квартире, дожидаться пока вы воротитесь. Вот я и жду вас цельный месяц, а вы, вон как, ничего не видите.
Напоминание было неприятным, но Печерский запрещал себе думать о плохом.
– Зрение должно вернуться, так мой доктор говорит, – отозвался он и сразу же заговорил о том, что его волновало: – Вот что, Сашка, собирайся и езжай в Париж. Расскажешь князю Алексею, что со мной случилось.
– Конечно, барин, сегодня же и тронусь, – с готовностью согласился Сашка. – А что передать-то?
– Скажи, что в меня стрелял разбойник. Больше я ничего толком не знаю. Одежда у этого человека была крестьянская, лицо замотано платком. Он выстрелил в меня. Целил в сердце, да попал выше… Бандит снял с моего пальца фамильный перстень, который мне перед смертью отдал отец. Потом этот человек ударил меня по виску рукоятью пистолета. К счастью, меня подобрали местные крестьяне и привезли в прусский полевой госпиталь, где хирургом работал мой друг детства Серафим. Он меня прооперировал и выходил, вот только зрение пока ещё ко мне не вернулось. Так всё и передашь князю Алексею, слово в слово, а тот пусть напишет моему дяде – действительному статскому советнику Вольскому. – Михаил задохнулся от долгой речи, помолчал, приходя в себя, а потом спросил Сашку: – Всё запомнил?
– Не извольте беспокоиться! Не перепутаю…
Отпустив своего посланца, Печерский задумался. По крайней мере, он наконец-то воскреснет для мира. Может, дядя захочет взять отпуск и приехать к нему?.. Михаил не хотел зря надеяться, но с дрожью в сердце ждал хоть какой-нибудь весточки.