Девушка с глазами львицы

Россини замолчал, и Кассандре показалось, что у неё сейчас остановится сердце. Отказ!.. Но, к её безмерному удивлению, маэстро сказал совсем другое:

– Вам нужно учиться! Если хотите, я возьму вас в труппу на роли второго плана или на замену нашей примадонне – сеньоре Кольбран, но выпущу на сцену не раньше чем через три месяца при условии, что вы научитесь не только петь, но и играть. Пока вы станете ходить в ученицах, жалованье платить не буду. – Россини глянул в лицо Кассандры и нетерпеливо бросил: – Ну, что?

– Я согласна. Благодарю…

Подбежал с поздравлениями Барбайя. Вот кто пребывал в явном восхищении. Антрепренёр наговорил Кассандре кучу комплиментов и пообещал, что та станет звездой не меньшей величины, чем была её мать. Их разговор прервал Россини:

– Сеньорита, можете начать завтра, – распорядился он и строго добавил: – Позвольте проводить вас.

Маэстро довёл Кассандру до дверей зала и вдруг с любопытством спросил:

– Вы разве испанка? Я думал, что Джудитта Молибрани – итальянка, как и я.

– Да, я – испанка, так же, как и ваша примадонна, Изабелла Кольбран, – скромно ответила Кассандра, стараясь не рассмеяться.

Мысли Россини не были для неё тайной. Тот сейчас размышлял о том, что две испанки – это слишком уж много на его бедную голову и что Изабелла, уже ставшая его любовницей, обязательно приревнует. Наконец, решив, что потом что-нибудь придумает, Россини успокоился. «Совру что-нибудь – не впервой же», – решил он.

Россини и впрямь смог убедить сеньору Изабеллу, что пока он руководит театром, молодая певица никогда не получит главные партии. Кассандра же и вовсе промолчала. Зачем делить шкуру неубитого медведя? Надо сначала научиться тому, что мог дать маэстро. Так она и сделала.

Сеньору Джоаккино было только двадцать три, он был моложе всех в своей собственной труппе и с юной ученицей сразу нашёл общий язык. Они понимали друг друга с полуслова, к тому же Кассандра никогда не обижалась на колкие замечания маэстро и не огрызалась, когда Россини добивался от неё идеального звучания голоса или выразительной драматической игры.

– Живи чувствами, загаси разум! – гневно кричал маэстро. – Не думай! Я за тебя уже всё подумал. Ты влезь в шкуру своего героя и почувствуй, как тебе плохо и больно!

Кассандра старалась изо всех сил, но Россини не уставал ругать её за чёткий, логический ум, утверждая, что в театре нужно лишь сердце:

– Ты умна и ценишь это. Я признаю: это правда! Но либо ты и дальше будешь гордиться своим умом, либо забудешь, что он у тебя есть и станешь жить чувствами. К тому же настоящий артист не видит публику, но всё время помнит о ней. Если ты научишься этому – не замечать зрителей, и при этом взывать к их чувствам и сердцам – ты станешь великой певицей.

Кассандра ловила каждое слово. Она и сама чувствовала, как расцветает на сцене её талант. Россини уже выпускал её вторым планом, но главные партии всегда пела Изабелла Кольбран. Это в театре даже не обсуждалось. Опытная испанка держала своего любовника мёртвой хваткой. Россини был её рабом… А Кассандре так хотелось петь! Мысли маэстро давно стали для неё открытой книгой, и девушка не сомневалась: Россини в душе признаёт, что его ученица поёт лучше Изабеллы. Но он боялся даже шелохнуться под каблуком своей любовницы, а Кассандра не понимала, что ей делать дальше.

Этой осенью Россини заканчивал новую комическую оперу. Сюжет он взял из Бомарше, и опера должна была называться «Севильский цирюльник». Потихоньку от примадонны маэстро показывал написанные куски Кассандре. Партия Розины оказалась настоящей мечтой. Как же хотелось Кассандре спеть эту озорную и веселую героиню! Хотелось настолько, что она даже решилась на страшное унижение – попыталась выпросить роль. Финал оказался предсказуемым:

– Нет, Кассандра, даже не проси! Я не могу отдать тебе премьеру. Изабелла потом съест меня. Пойми, её ведь обожают при дворе, и, если она пойдёт на меня войной, я могу потерять театр, да и подвергать опасности наши с ней отношения я совершенно не готов, – виновато объяснял маэстро.

– Но ведь Сан-Карло не единственный театр на свете. Есть и другие, – горько вздохнула Кассандра. – А в них нет Изабеллы.

– Но в них нет и меня! – парировал Россини, но потом сменил гнев на милость и снизошёл до компромисса: – Я мог бы отдать «Севильского цирюльника» Барбайе в Ла Скала с условием, что Розину споёшь ты. И ещё одно требование: вы дадите премьеру в Милане не раньше, чем пятнадцатого февраля следующего года. Я сам дирижирую премьерой в Риме, а это будет девятого, и второе представление – через четыре дня.

– Договорились, – обрадовалась Кассандра, ещё не забывшая приятного молодого антрепренёра, так восторженно поздравлявшего её с успехом на прослушивании.

– Со мной – договорились! Но тебе придётся уговаривать Барбайю, – напомнил Россини. – Вдруг у него сейчас нет денег на постановку?

– Я обо всём позабочусь, – пообещала ему ученица. Зачем говорить вслух то, что и так ясно? Если у Барбайи нет денег, можно вложить свои…