Наступил тот самый момент. Она должна быть честной с ним и с самой собой. Никакой лжи, любовь на лжи не построишь.
– Пауль, мне бесконечно жаль. Но я не могу ему простить. Как бы сильно я тебя ни любила.
Больше его ничто не держало, он схватил ее за плечи и прижал к себе. Что она говорит? Он последний, кто потребовал бы от нее подобное, и прекрасно понимал ее гнев, он и сам был зол и стыдился признаний отца.
– Он обманом лишил тебя собственности. Твой отец владел половиной фабрики, он обманным путем…
– Ах, эта фабрика! – воскликнула Мари и высвободилась из его объятий. – Дурацкая фабрика и ваши идиотские деньги – все это мне безразлично. Моя мать не умерла бы, если бы он не отнял у нее все. Я никогда не прощу ему этого, я буду ненавидеть его до самой смерти!
Пауль опустил руки, на лице читалось такое отчаяние, что у Мари защемило сердце. Обязательно ли быть такой жестокой? Так наказывать его, Пауля, за деяния отца?
– Я не требую, чтобы ты простила его, Мари, – тихо произнес Пауль. – Я боюсь только, что тень прошлого омрачит нашу любовь. Мы не должны этого допустить.
– Что нам делать? Я должна выйти за тебя, потому что так захотел твой отец?
– Нет! – закричал Пауль. – Совершенно не важно, что там захотел мой отец, потому что я женился бы на тебе вопреки его воле. Но теперь я даже не смею спросить тебя, согласна ли ты стать моей женой.
– Почему не смеешь?
Он поднял руки и беспомощно уронил их.
– Потому что я не знаю, хочешь ли ты быть со мной.
Мари посмотрела в его несчастное лицо, и ею завладела глубокая нежность. Она вдруг решила, что они вместе уже бесконечно долгое время, дольше, чем позволяет человеческая жизнь, дольше, чем существует Вселенная. И лишь один-единственный ответ был возможен, остальное было бы ложью.
– Хочу, – улыбнулась она, исполненная любви. – Я хочу быть с тобой, Пауль. Очень. Навсегда.
VII
Июнь 1914
54
Ночью шел дождь, и Алисия волновалась, не будут ли дорожки в парке слишком сырыми и не развезет ли их. Но Блиферт ее успокоил. На утреннем солнце влага испарилась, правда, перед домом остались лужи, но он велел внуку засыпать их песком и галькой.
– Тогда рискнем, – решила госпожа. Иоганн Мельцер на удивление быстро восстанавливался, снова ел с аппетитом, читал газету и утро проводил в кабинете. Он молча принял факт исчезновения пистолета из ящика стола и, как выяснила Алисия, даже не пытался его искать. Вечерами он сидел с Паулем в курительной – тот рассказывал ему об успехах на фабрике – и позволял себе выпить бокал красного. Табакерка с сигарами стояла закрытой, медицинский советник настоятельно рекомендовал отказаться хотя бы от одной вредной привычки, и Иоганн запретил себе сигары.
Алисия пристально наблюдала за выздоровлением мужа. Впервые за двадцать шесть лет Иоганн был с ней целый день, это редкое явление шло на пользу их браку. Что-то, что создавало между ними напряжение, было проговорено, недоразумения и скрытое недовольство были забыты и теперь стало ясно, что их союз крепче, чем они думали.
– Любовь – великое слово, – сказал ей Иоганн. – И я, конечно, никогда не был нежно любящим или вообще влюбленным мужем. Ты для меня как правая рука. Ты не говоришь себе ежедневно, что хорошо, что она есть. Но попробуй отними ее.
Сегодня Алисия решилась на первую короткую прогулку по парку. Свежий воздух и умеренная нагрузка были настоятельным требованием медицинского советника. Через несколько недель можно было подумать о лечении на водах. На Балтийском море – оно не такое суровое, как Северное. Может быть, остров Рюген – лучшее место для купания.
– Что ты постоянно советуешься с этим типом? – недовольно бурчал Мельцер. – Он наверняка зол, что я и без его дурацкой клиники выздоравливаю.
Алисия засмеялась. Она теперь могла весело и беззаботно смеяться, как делала это, будучи молодой девушкой.
– О да, он весьма удивлен.
Иоганн спускался, прихватив соломенную шляпу и опираясь на трость своего покойного тестя. Гумберта, которого Алисия отрядила помогать хозяину, он в сердцах отослал. Не думают ли они, что он совсем уж старик, который не в состоянии дойти до двери?
Июньское солнце серебрило тополя и освещало лужайки парка. Темнели узкие кипарисы, некоторые из них потрепал весенний ветер, обломив ветки и верхушки, но они храбро продолжали стоять, а из стволов пробивалась свежая поросль.
Иоганн Мельцер решил взять Алисию под руку, ходьба по камешкам давалась ему с трудом, но он не хотел волновать супругу и продолжал идти.
– Будет театральное представление, – рассказывала ему Алисия. – За домом уже строят сцену. Будем надеяться, погода не подкачает: если целый день будет дождь, не представляю, что тогда делать. Китти с Мари нарисовали чудесные кулисы.