Девушка с хутора

Нюра не сразу ответила. Помолчала, а потом сказала твердо:

— Белые.

— Белые? — Леля быстро посмотрела по сторонам, схватила Нюру за руку и, понизив голос, спросила:

— Наши?

— Ваши...

— Я не понимаю, — растерялась Леля, — я не понимаю, чего ты так смотришь на меня?

— Ничего...

Леля шла домой, и ее красивые губы скривились не то от подступивших слез, не то от гнева. «Ишь,—подумала она,— то навязывалась и навязывалась в подруги, лезла и лезла к нам в дом, на цыпочках по нашим комнатам ходила, а теперь... Ладно, еще посмотрим... Пусть только отец вернется...»

А Нюра все ускоряла шаги, а куда шла — и сама не знала. «Галя уехала в степь. Наверное, и другие девчата в степи...» Решила вернуться домой. Постояла, подождала, чтобы снова не встретиться с Лелей, и повернула обратно.

Возле дома, почти у самой калитки, увидела Дашу. Обрадовалась, но виду не подала, а Даша, будто никогда ничего между ними не было, приветливо пошла ей навстречу.

— Ну, и загорела же ты на хуторе! — и улыбнулась.

— Ага. Чумазая я теперь. Да?

— Тебе хорошо, когда ты темная. Ты—как цыганочка. Вырастешь — и красивая же ты будешь, Нюрка! Честное слово!

Нюре это понравилось, она чувствовала, что Даша говорит искренне. Благодарно посмотрела на нее, взволнованно и смущенно потрепала кончик своей косы, снова закинула ее за спину и улыбнулась, блеснув белыми, как молоко, зубами. Ей захотелось ответить Даше тем же, но у той было такое простоватое и некрасивое лицо, что она только вздохнула. Чтобы хоть чем-нибудь обрадовать подругу, сказала:

— Я теперь тоже за этих...

Запнулась, но все же заставила себя договорить до конца:

— За красных... Не веришь?

— Правда? — удивилась Даша и вдруг радостно: — Вот видишь, вот видишь! — и глаза ее так задорно и весело засияли, что лицо перестало казаться некрасивым. — Ага, вот видишь, а ты все со своей Лелькой. Теперь поняла?

— Я и без тебя все знала. Не думай. Я сегодня ей такой нос натянула!— И она рассказала о недавней встрече.

Даша торжествовала. Но, зная свою подругу, она все же была осторожна и старалась больше ничем не упрекать ее за прошлое.

— Ты надолго приехала? —спросила она и, узнав, что Нюра сегодня же собирается обратно на хутор, огорчилась.

— Оставайся, оставайся еще, —стала она упрашивать и затащила ее к себе во двор.

— Эге, — добродушно встретил Нюру Яков Алексеевич. — Хуторянка приехала. Ну, как дела?

Нюра, волнуясь и оттого с трудом подыскивая нужные ей слова, рассказала о том, как убили на хуторе казака Рыбальченко. Яков Алексеевич встревожился и побежал сейчас же в ревком повидаться со Степаном.

— Ой, Дашка, — вздохнула Нюра, — если бы ты знала, как мне Феньку жалко!

Они еще долго сидели вместе, рассказывая друг другу все, что увидели и услышали за последние дни.

— Ау нас в станице тихо, — сообщила Даша, — только по ночам! красные из гарнизона не спят. Как ночь, они по станице ходят. А олькин отец теперь за самого главного. А Олька... хочешь, пойдем к ней?

— Зачем?

— Давай я тебя помирю с ней.

— Не надо.

— Почему не надо? Ты же теперь тоже такая.

— Какая — такая? — нахмурилась Нюра.

— Ну, такая, как Олька.

— Пусть твоя Олька будет такая, как я. Не воображай.

— Ой, и гордая ты.

— Вот и гордая. Тебе жалко? Если Ольке нужно, пусть сама ко мне явится.

— А вот и явится. Сбегать за ней?

По правде сказать, Нюре давно хотелось помириться с Олей, только она это от всех скрывала. На дашино предложение сбегать за Олькой она ответила:

— Ну. что ж... Если хочешь — зови. Мне все равно.

Она сказала это так, будто ей и в самом деле было безразлично. А когда Даша выбежала за ворота, ей живо представилось, как подойдет к ней Оля и станет мириться, а она в ответ подаст руку не сразу. Она сделает каменное лицо и скажет: «Ну, что ж, давай помиримся, только, пожалуйста, не воображай».

Сидела и ждала. Наконец, возвратилась Даша. Она была смущена и, избегая глядеть Нюре в глаза, сказала:

— Ох... Я так быстро бежала, что... Фу! Запыхалась даже. А Олька... она... она очень рада, только... Только знаешь что? Дома у них никого нет, она одна и уйти со двора не может. Она сказала... Она хочет мириться, ей-богу. Нюра, хочет, только надо, чтобы ты... пойдем к ней. Понимаешь? Ну, какая тебе разница —она к тебе или ты к ней?

Нюра подозрительно посмотрела на Дашу. Ей было досадно, что примирение так непредвиденно срывается, но она все же осталась верна себе:

— Я первая не пойду.

Так перемирие и не состоялось.

— Обе вы цацы, — рассердилась Даша, — одна — хрен, а другая—редька.

Нюре самой было досадно. В душе она уже ругала себя, что не пошла. «С Фенькой ссорюсь, так всегда же я к ней первой иду», — вспомнила она. Но тут ее окликнул отец. Он сидел на фуре, тетка стояла у ворот.

— Поедем, — сказал он и, холодно кивнув тетке, взял в руки вожжи.