Девушка с кулоном на шее

– Я не собирался убивать того человека, я только защищался. Я понял, что это вор, но было поздно, – рассказывал Кирилл. – А легенду про этот кинжал, что находился в коллекции профессора Пименова, я знал давно. И решил, пусть он станет орудием мести, ведь это средневековый «кинжал чести». Тем более что этот квартирный вор уже вскрыл сейф и достал его оттуда. Думаю, что он принес с собой подделку, чтобы заменить настоящий кинжал, я сумел разглядеть его, когда был в квартире. А потом была попытка убить Пименова еще раз, но снова оказалось, что передо мной другой человек. Хорошо, что все обошлось. После этого я нашел на даче Павла Шарова. Узнал и адрес, и где он находится. И место, где прятался Луговой, я тоже узнал. От понимания, что они от меня прячутся, желание мстить становилось только сильнее.

После Кирилла слово взял государственный адвокат, бесплатно предоставленный подсудимому. Немолодая женщина говорила плохо, произносила просто дежурные слова, которые не имели веса и большого смысла. Она говорила о хорошей характеристике, о том, что Марецкий молодой ученый, что действовал он в состоянии аффекта, возбужденный трагедией девушки.

Гуров не выдержал и попросил слова. Судья, знавший его уже не один год, удивился, но разрешил.

– Ваша честь, я благодарен за возможность сказать здесь несколько слов. Я хочу, чтобы и суд, и обвинение поняли, что дело гораздо в большем, нежели просто горе, подвигнувшее Марецкого к преступлению. В юности он выдержал большое горе – гибель родителей и почти сразу после этого – гибель любимой девушки. Прошу понять, что были конкретные виновники гибели близких ему людей, а не случай, не трагическое стечение обстоятельств. Но он выдержал. И, чтобы не натворить бед, добровольно ушел в армию. Он хорошо служил, побывал в горячих точках, закалился, но, извините меня, научился там решать все с помощью оружия. Но здесь, увы, другой мир. А он, вернувшись, снова столкнулся с миром подонков, и снова горе с его любимой девушкой. Поймите, что силы любого человека не безграничны. Даже силы такого закаленного, как Марецкий. Вы скажете, что нельзя снисходительно относиться к этому, что любой будет искать оправдания совершенному преступлению. Конечно, не каждый достоин сострадания и понимания, но здесь не было личной корысти, вот и все! Он просто мстил по законам чести, он защищал честь женщины от людей, которые должны сидеть в колонии. Я прошу суд помнить о слове «честь» при вынесении приговора.

Лев закончил и сел, думая, что не сказал и десятой доли того, что хотелось бы и что следовало бы. Он понимал, что юридически Марецкий все равно преступник и его все равно осудят, но хотел озвучить свою позицию, ему это было необходимо. Он как будто оправдывался перед самим собой.

И тут случилось чудо. Или нет, случилось не чудо, а правосудие. Суд учел особые обстоятельства гибели Кальмара и его личность, и то, что Марецкий так никого и не убил, лишь нанес телесные повреждения различной степени тяжести. Суд учел, что намерения, это все же намерения, а не содеянное. Зал притих в ожидании приговора. Судья приговорил Кирилла к пяти годам колонии-поселения. А потом случилось еще одно, теперь уже чудо, по мнению, наверное, самого Марецкого.

Когда осужденного уводили, из зала судебного заседания вдруг раздался девичий крик:

– Кирилл, я буду с тобой! Я дождусь тебя и не оставлю тебя! Ты бился за меня, а я буду биться за тебя. Я приеду к тебе, как только разрешат, и всегда буду с тобой!

Гуров не сводил взгляда с лица обернувшегося Кирилла. Даже конвойные не стали торопить его и тоже остановились. По мужественному лицу Марецкого пробежала волной судорога, а потом в его глазах блеснули слезы. Он улыбнулся одними краешками губ и кивнул.