Девушка с Легар-стрит

– Ах, да! Эмили, невеста. Бедная девушка. Амелия рассказала мне, как Эмили бросила Джека перед самой свадьбой, не сказав ему, что она больна. – Мать покачала головой. – Джек узнал правду позже, лишь после того, как она умерла. Что трагичнее всего. – Мать пристально посмотрела на меня. – Неудивительно, что его тянет к Ребекке. – Она похлопала меня по руке. – Но не переживай, Мелли. Я уверена: то, что он ищет в Ребекке, больше похоже на желание забыть Эмили, нежели на серьезные отношения. У него не было возможности попрощаться с ней, и Ребекка теперь дает ему такой шанс. Как своего рода суррогат.

Я отстранилась:

– Лично мне все равно, мама. Знай ты меня лучше, ты бы поняла, что мы с Джеком совершенно не подходим друг другу. Нас не связывают никакие отношения, даже если ты хотела бы их так назвать. Вернее, они чисто деловые. И как только он закончит свою книгу и ему больше не придется бывать в моем доме, я сомневаюсь, что когда-нибудь увижу его снова.

Игнорируя сомнение в ее взгляде, я схватила раму обеими руками.

– Будь добра, открой мне дверь, хочу спустить это вниз, чтобы осмотреть в лучшем свете. Кстати, Джеку тоже было бы полезно взглянуть. Вдруг он узнает, где это.

Улыбнувшись самой себе, мать обвела прощальным взглядом чердак и направилась к двери.

– Разве Джек не живет с тобой? – спросила она, когда я проходила мимо нее с картиной. – Ты могла бы забрать ее себе домой.

Устав держать картину, я поставила ее на пол.

– Во-первых, он не живет со мной. Он временно проживает под одной крышей со мной в гостевой комнате, потому что у него ложное впечатление, будто я нуждаюсь в его защите. Во-вторых, эта картина еще не принадлежит тебе, и унести ее из дома – значит совершить кражу.

– Пожалуй, ты права, – сказала мать, закрыв дверь чердака, и зашагала за мной по коридору. – Но что, если нынешние владельцы увидят картину и захотят оставить ее себе?

Мы обе как по команде оглянулись на мохнатый оранжевый ковер и виниловые вертушки, подвешенные к потолочным светильникам в коридоре.

– Не захотят, – сказали мы одновременно и направились к парадной лестнице.

Мы были уже на полпути, когда я вспомнила одну вещь, о которой хотела ее спросить. Я остановилась и, поставив картину на ступеньку позади себя, повернулась к ней.

– Раньше, когда ты приходила сюда, ты тоже видела солдата?

Мне было видно, что она колеблется. Как будто перед ее глазами что-то промелькнуло, словно порхнувший через комнату призрак.

– Да, – призналась она и продолжила спускаться вниз. Она шла передо мной, ко мне спиной, чтобы я не могла видеть ее лицо или прочесть ее взгляд, и я знала, что она сделала это нарочно. – Я видела его.

Я последовала за ней в фойе, где прислонила картину к столу.

– Я помню его с тех времен, когда здесь жила бабушка.

– Знаю. – Она засуетилась, надевая пальто и застегивая его затянутыми в перчатки пальцами. – Он был здесь и в моем детстве тоже.

Я в изумлении посмотрела на нее.

– Ты никогда не говорила мне.

Внезапно я разозлилась, осознав, как мало мы знаем друг о друге. А все потому, что в свое время она предпочла свободу.

– Верно. Не говорила, – тихо сказала мать. Она подняла было руку, чтобы коснуться моей руки, но тотчас убрала, зная, что я вновь отстранюсь. – Есть немало вещей, о которых я никогда не рассказывала тебе, и я об этом жалею. Но, возможно… – Она робко улыбнулась мне. – Возможно, теперь, когда я вернулась, у нас будет шанс поговорить о них. Чтобы лучше узнать друг друга.

У меня зазвонил телефон, и я так и не сказала ей, что она давным-давно упустила шанс снова стать частью моей жизни. Просто опоздала. Почувствовав, как на глаза мне навернулась слезы, я поспешила повернуться к ней спиной, чтобы ответить на звонок. Я не хотела, чтобы она видела, как я плачу.

– Я должна ответить, – сказала я, открывая мой телефон.

Она подождала и, когда я не обернулась, сказала:

– Я пойду. Сообщи мне подробности сделки.

Я кивнула и подождала, пока за моей спиной захлопнется дверь. И тотчас с опозданием поняла, что я так и не спросила у матери, почему солдат впервые явился мне во плоти и крови и почему я подумала, что это как-то связано с ее возвращением в Чарльстон.

Даже не посмотрев, кто мне звонил, я закрыла телефон. Мой взгляд вновь скользнул по портрету. С холста на меня смотрели две пары карих глаз, столь удивительно похожих друг на друга и на мои собственные. Но теперь, в более ярком свете, стали заметны и тонкие различия их оттенков. Я шагнула ближе и тотчас застыла в изумлении, поняв, что разрез глаз высокой девочки являет собой почти зеркальное отражение моего собственного.

В уголках старого дома возник слабый звук. Он пронесся сквозь штукатурку и деревянные балки – едва слышный плач, переросший затем в беспомощные детские крики. Я слышала их и раньше, еще девочкой, но до разговора с Ребеккой происхождение этого плача было для меня такой же загадкой, как и мой солдат.

Сглотнув комок, я шагнула к двери и, вспомнив еще одну вещь, которую я не знала о моей матери, вышла на улицу.

Глава 8