В первый раз меня уволили, когда я полировала перила в роскошном особняке семейства Пэйн – Старина Джин работал там с тех пор, как двадцать лет назад впервые ступил на американскую землю. Там я выросла: сперва помогала в конюшне, иногда составляла избалованной дочери Пэйнов компанию в играх, а потом меня повысили до горничной. У меня на пальцах еще не высохла олифа, а миссис Пэйн уже вырвала у меня тряпку и указала на дверь: «Уходи».
Миссис Инглиш хотя бы объяснила, за что увольняет меня. Не то чтобы ее слова звучали убедительно, но это все же лучше, чем ничего.
Лиззи заходит за занавеску. Я слышу ее шумные вздохи у себя за спиной. Бабочка, которую я вывязываю, выскальзывает у меня из рук, и я смотрю на Лиззи мокрыми глазами.
– Ты что-то хотела?
– Уволить нужно было меня. Я не люблю эту работу так, как ты.
Я выдыхаю, жалея, что Лиззи почти не дает мне поводов для ненависти.
– Вот набьешь руку, и тогда тебе точно понравится.
Лиззи бросает взгляд на занавеску, за которой, судя по шуму, полно покупателей. Но вместо того чтобы выйти к ним, Лиззи валится на стул.
– Готова поспорить, что подготовка к скачкам пройдет как по маслу.
Скрестив пальцы, Лиззи задирает плечи.
Я невольно задумываюсь о том, что мир был бы намного лучше, если бы все могли делать то, что хочется. Мне нравится шить шляпы. И я не хочу быть прислугой избалованной южанки. Лиззи не нравится шить шляпы. Она сама хочет
Еще пара витков, и моя бабочка готова: расправила крылышки и готова улететь. Когда мне остается сделать последние штрихи, возвращается миссис Белл.
– Такой красоты я и представить не могла, – произносит миссис Белл, поворачивая голову перед зеркалом. – И эту прелесть ты сделала так быстро!
Я еле сдерживаюсь, чтобы не взглянуть на реакцию миссис Инглиш, которая, стоя рядом со мной, заканчивает подсчеты в кассовой книге.
– Благодарю вас, мэм. Хорошо бы вам всегда добавлять в свой наряд что-то цветное, потому что…
Миссис Инглиш громко прочищает горло.
Я прикусываю язык, вспомнив, что такие высказывания и загубили мою карьеру.
– Ну… Потому что нам всем это к лицу.
Миссис Белл с улыбкой протягивает мне пять центов.
– Я… Я не могу это принять, – бормочу я. Время от времени мне дают на чай, но я и так слишком многим обязана миссис Белл, и мне неловко брать у нее деньги. Улыбка начинает сползать с лица миссис Белл, и я понимаю, что веду себя подозрительно. Мне приходится взять монетку. – Спасибо.
– Пусть Бог никогда не оставит тебя, – тихим голосом произносит миссис Белл.
Теперь мне снова начинает казаться, что ей известно про нас со Стариной Джином. А что, если она таким образом дает мне понять, что ничего не имеет против нынешнего положения дел? Но к чему тогда
По лицу миссис Белл невозможно ничего прочитать. Она снова любуется украшенной шляпкой, глядя на себя в зеркало.
Три
Сунув мне в руку две пятидесятицентовые монеты, миссис Инглиш захлопывает ящик кассы.
Я сжимаю монетки натруженными пальцами.
– Спасибо. Мэм, может быть, вы измените свое решение? – Мне становится неловко от того, какое отчаяние звучит в моем голосе, но мне ведь казалось, что в шляпном деле меня ждет большое будущее. Шитье шляп – способ заявить о себе, не произнося ни слова. К тому же модистки могут обеспечивать себя сами, и им вовсе не обязательно выходить замуж. Примерной китайской жене полагается готовить, рожать сыновей и быть готовой «хлебнуть горя». А его в моей тарелке и так навалено с лихвой.
– Я буду работать вдвое прилежнее и постараюсь не высказывать свое мнение так часто, и…
– Джо, мне просто невыгодно держать тебя из экономических соображений.
Достав носовой платок, миссис Инглиш промакивает им влажную шею, а затем начинает обмахиваться им, словно пытается стереть мой образ из поля зрения. Мне вспоминается ужасное слово на букву
– Удачи.
Тяжелым, словно ящик кирпичей, грузом у меня на сердце лежит разочарование. У меня дрожит подбородок, но я поплотнее надвигаю шляпку и спешу к станции Юнион, кирпичному зданию с полукруглой аркой. Чем быстрее я доберусь до дома, тем раньше смогу подслушать разговоры миссис Белл, чтобы понять, было ли ее появление в магазине случайностью или нет.
Строительство железной дороги, соединяющей Атланту с Чаттанугой, положило начало разделению нашего города на шесть округов. Если представить Атланту в виде пирога, мы живем ближе к его центру. Под наблюдением мужчины в форме шумная толпа повозок, телег и пешеходов пересекает железнодорожный переезд. Я прибавляю шагу, чтобы перейти, пока переезд не закроется. Какая-то женщина отворачивается, поднеся к лицу носовой платок, и я понимаю, что делает она это не потому, что боится вдохнуть копоть.