Девушка с обложки

Башня сквозь дождь была еле видна и выглядела какой-то маленькой и ненастоящей, словно нарисованный мягким карандашом набросок на серой бумаге.

— А куда мы едем? — спросила Клодин. — Ты не забыл, что я тебя просила заказать такой отель, куда пускают с животными?

— Не бойся, — глядя на нее в зеркальце, загадочно усмехнулся он. — Будет тебе отель в лучшем виде! И с животными, и с кем угодно!

Эти слова отнюдь не успокоили Клодин — наоборот, заставили нервничать: она сразу вспомнила жизненное кредо Боба — а именно, его «принцип экономии».

«Принцип» гласил: любая вещь должна выполнять свою основную функцию, все остальное — не важно. То есть штаны должны прикрывать зад, при этом соображения моды и внешний вид значения не имеют — соответственно, старые джинсы ничуть не хуже модного костюма. Даже лучше: если посадишь на колено пятно, не нужно тратиться на химчистку, достаточно стиральной машины.

Машина должна ехать, еда — насыщать, жилье — давать крышу над головой. Чем дешевле все это стоит, тем лучше — сэкономленные деньги можно потратить на что-то другое. Поэтому одевался Боб в основном в потрепанные джинсы и вытянутые на локтях свитера, питался в дешевых забегаловках и жил в сторожке у каких-то своих дальних родственников — бесплатно, разве что в выходные присматривал за садом.

Именно этот «принцип экономии» и вызывал сейчас у Клодин беспокойство: не собирается ли Боб, в соответствии с ним, запихнуть ее в какую-нибудь дыру, где нет горячей воды и по коридорам бегают тараканы?

Предполагать худшее ей пришлось недолго. Не прошло и десяти минут, как Боб заехал в узкую улочку и остановился у подъезда шестиэтажного дома.

— Вот! Ты будешь жить у моей сестры! — торжественно объявил он.

— А?

— У моей сестры. У нее здесь квартира. Куда лучше любого отеля — ты представляешь, сколько бы с тебя там содрали?!

Клодин огляделась. Дом выглядел вполне прилично, тротуар был чистым, неподалеку виднелась вывеска булочной — вроде и район нормальный...

— А где твоя сестра? — нерешительно спросила она.

— В Перу уехала, до июня — ралли снимать.

Она попыталась открыть дверь машины — ручка свободно проворачивалась.

— Подожди, я сейчас тебе снаружи открою, — заметил ее мучения Боб. — Тут изнутри не открыть.

— Да где ты эту развалюху взял?!

— Почему развалюху? Нормальный автомобиль, я на нем уже лет десять езжу, когда в Париже бываю, в остальное время он у моего приятеля в гараже стоит.

— Почему ты его хоть не покрасишь нормально?

— А зачем? — искренне удивился Боб. — Пока он в таком виде, его даже запирать ни к чему — все равно никто не позарится!

— Это уж точно! — согласилась Клодин.

Очевидно, сестра Боба не придерживалась «принципа экономии» — квартира оказалась студией под самой крышей, но вполне ухоженной и благоустроенной, с двумя большими арочными окнами, натертым до блеска дубовым паркетом и развешанными по стенам фотографиями в стильных рамках под серебро.

В нише стояла кровать под пестрым покрывалом, посреди комнаты — столик из темного стекла и два больших коричневых кожаных кресла, в углу — письменный стол.

Боб внес чемоданы, сказал:

— Ну все, располагайся! В холодильнике — еда на первое время. Отдыхай, приходи в себя.

Его шаги на лестнице уже затихли, а Клодин все еще стояла, оглядываясь в легкой растерянности. Потом спохватилась, открыла клетку Дино — пусть обживается; подошла к окну — на противоположной стороне улицы были видны такие же, как у нее, арочные окна, занавешенные розовыми шторами. А дальше — крыши, крыши, крыши; дымовые трубы, антенны — и снова крыши.

Откуда-то доносилась музыка — играл духовой оркестр. Наверное, уличные музыканты...

— Вот я и в Париже, — подумала она вслух. — Клаудина в Париже...

Эта фраза, полностью отвечавшая действительности, прозвучала для нее символично.

Именно так, «Клаудина в Париже», согласно семейной легенде, назывался роман, который ее будущие родители купили во время медового месяца, в лавочке букиниста на набережной Сены, и потом со смехом читали в номере небольшого отеля рядом с Оперой. Пили белое вино, ели крекеры с паштетом... что они делали еще, семейная легенда из деликатности умалчивала.

Свою дочь, родившуюся меньше чем через год, они назвали в честь героини этого романа — правда, изменили экзотически звучавшее «Клаудина» на более привычное для уха «Клодин».

В детстве Клодин порой допытывалась: про что же все-таки этот роман; интересный, наверное — ведь стоит упомянуть его название, и папа расплывается в усмешке. И лишь став старше, она узнала, что это был эротический роман XIX века про похождения богатой молодой вдовы, приехавшей в Париж, чтобы выбрать себе нового мужа из трех претендентов — блондина, брюнета и рыжего.

Чем закончилось дело и кого именно героиня выбрала, Клодин так и не узнала. Увы, роман — семейная реликвия — потерялся во время одного из переездов, когда она была еще совсем маленькой.

Но название в памяти засело, и, когда Клодин принесла в агентство портфолио и ее спросили: «Какой псевдоним вы хотите взять?» — первое, что пришло на ум, было «Клаудина».