Девушка с острова Тарт (СИ)

— Я могу взять тебя за руку? — прозвучало тихо рядом с ней. Весенний ветер шевелил растрепавшиеся пряди, клюя метелками волос ресницы и веки. Заслониться рукой от солнца, а потом закрыть глаза и дать ему руку. Нет, ни за что. Она все-таки прикрыла веки, отшагнув назад к стене дома, почти упираясь лопатками, а потом прикрыла ладонью глаза еще сильнее, словно это должно было помочь. ≪Я не могу так больше≫. Бриенна кивнула.

Его рука успела стать холоднее, ее пальцы свело от касания так, словно ладонь была ледяной насквозь.

— Здесь ветер. Темнеет, — произносил он по слову, будто пытался экономить дыхание. — Пойдем внутрь.

— Нет, — ответила она, мотнув головой.

— Тебе плохо?

— Нет, — уже слабее произнесла она, чувствуя, что все-таки вот-вот разревется. Нельзя, нельзя, прекращай глупости, девочка. Она подавила первый всхлип, но какой-то звук все-таки родило ее горло, потому что иначе нечем было бы объяснить порыв Джейме. Его ладони накрыли ее щеки одновременно с двух сторон и притянули лицо к его плечу.

— Не могу просто так уйти, — прошептал он ей в ухо. — Прости, не могу.

И тогда слезы волной хлынули из глаз, словно сорвало плотину.

***

— За телефоном? — уточнил Джендри, открывая дверь.

— За чаем, — парировал Джейме, подталкивая Бриенну внутрь, — вот этому замечательному человеку просто необходима пара чашек чая. С лимоном. Настаиваю.

— А-а-а! — донесся из кухни вопль Пирожка, сожалеющего об утрате лимонов.

— А замечательный человек согласится это пить? — усмехнулся Джендри, отступая внутрь комнаты.

Бриенна развела руками, а потом указала жестом на Джейме.

— Согласится, — уверенно сообщил лев, — я что-нибудь придумаю.

========== 7.22 Долг белого короля / Эддард ==========

Но что мы скажем нашим детям, когда матери уйдут на войну?

Дети чуткие люди, они сразу поймут,

Что в каждой из них под панцирной каской,

Есть слабые корни и это опасно.

Видишь, злой генерал смотрит вслед им, вступающим вдаль.

Бог мой, сколько витков заберет в себя эта спираль

Но каждый грамм метала должен чувствовать в себе сталь.

Мы в любой заготовке обязаны увидеть деталь.

Но что мы скажем нашим детям, когда женщины уйдут на войну?

Но что мы сделаем, к черту, когда женщина станет войной?

Наутилус Помпилиус «В защиту женщин»

Осколки битого стекла хрустко лопались под ногой. Он шел от распростертого на камнях тела, а потом, увидев, что воронка становится уже, почти побежал, а под конец нырнул рыбкой в вихрящийся водоворот.

Приземление было жестким, но даже оно не выбрасывало из кошмара, за годы ставшего неизменным его спутником перед рассветом. Он привстал на одно колено и остановил взгляд на Бенджене.

— Ты жив, — прошептал Волчонок, порывисто шагая к нему. Нед угрюмо кивнул, неуклюже встал, заключая в объятья младшего до ломоты, до хруста костей. А в мозгу его продолжал биться сумасшедший мотылек огня, звенели, лопаясь, стекла, и бесконечно мудрые глаза смотрели с упреком. В Винтерфелле должен быть Старк, Нед. Иди, Нед. И он ушел, подло, так и не защитив дорогого ему человека, предав, поставив семью выше.

Полог сна раздернулся, впуская под веки первые утренние лучи. Эддард поднялся и, стараясь не тревожить жену, прошел в душ. Под веками еще плыло лицо, забрызганное кровью, растрепанные волосы, осколки, алые капли на скулах, едва тронутых загаром. Если бы не сломанная нога, если бы не недостаток времени. Прыжок с такой высоты должен был кончиться плачевно для обоих, если бы… Душ падал отвесно, прошивая насквозь, собирая его старые воспоминания на живую нитку, сплетая с новыми.

— Эш, — тихо произнес он одними губами, зная, что никто его не слышит за шумом воды, — Эш, почему?

Он знал все ответы, поскольку успел тогда задать все вопросы, но так и не смирился. Есть узы, которые тянут даже тогда, когда человек уже стал лишь бесплотным призраком, обитающим в стылых чертогах твоей памяти. Неду всегда казалось, что смерть близкого он почувствует даже через тысячи миль, но в тот месяц было слишком много смертей его близких, и если поначалу он действительно чувствовал каждую, как тяжелый удар окованым кулаком под ребра, то в какой-то момент наследник перестал чувствовать что бы то ни было. Все стало рутиной и долгом, кровью и потом, солью и слезами. Свадьба, война, распахнутые глаза малыша, лежащего на его руках. Он разбил что-то важное в себе, что-то не подлежащее починке, чтобы дать место вырасти новому человеку. Убив в себе мальчика, он дал дорогу мужчине. Только сны говорили в пользу того, что когда-то он был иным. Только во снах обещания, данные умершим или умирающим, скручивали его сердце, заставляли заново переживать их жертву. Он не просил этой ноши, но получил ее. Он Старк из Винтерфелла, и он научит быть такими своих детей. Пора.