Девушка с повязкой на глазах

— Оденься!— сухо говорю я.— И вали отсюда.

Она не двигается с места и испуганно смотрит на меня.

— Оденься, пожалуйста, и уходи,— спо­койно повторяю я, удивляя её быстрой сменой тона.

Она встаёт с кровати. Спешно одевается и уже в коридоре осторожно спрашивает:

—  А как же крыша?

Мне не хочется сейчас контролировать се­бя, но я контролирую. Она должна быстрее уйти или иначе она увидит мои слёзы. Начнёт проявлять не нужное мне участие, совать мне под нос стакан с водой, будет приставать с вопросами. Она увидит, что такое боль.

Она увидит, что такое боль. Она не готова к этому.

— Иди на крышу. Без меня. Я не хочу,— я спрыгиваю с подоконника.— Осторожней, не поранься,— показываю я ей на разбитую пепельницу.

Она идёт к окну, боязливо поглядывая на меня.

— Ты мне ничего не сделаешь?

— Не сделаю, если не будешь много бол­тать. Я сейчас слишком напряжена. Мне нужно побыть одной, — единственное, о чём я считаю нужно сообщить.

— Я быстро, — она открывает окно и вылезает на крышу. Я слышу, как она осторожно передвигается надо мной. Потом шаги зати­хают — девушка останавливается. Скорее все­го, смотрит по сторонам и восхищается окружающей её высотой. Восхищается утренним городом. Город улыбается. Город начинает жить в новом дне. С новыми надеждами. Эти надежды заходят и ко мне. Лишь одно спасает меня. Лишь одно греет мне душу — вендетта. Прекрасное иностран­ное слово, словно название цветка, словно время года. Но за красивым звучанием скры­вается чёткое значение: месть. При этом сила любви глубинна и бесконечна во мне, раз она рождает такую ненависть. Во мне столько теплоты к тебе.

Через несколько минут она возвращается.

— Я люблю крыши, — говорит она, проходя мимо меня.

Ты ведь тоже любишь крыши.

—  Уходи,— тихо произношу я.

— Это страшно,— говорю я. Я не знаю, зачем я это говорю. Это вырвалось само.

Она закурила.

— Страшно было потом. Когда весь мой путь к «выживанию» прервался.

— Слабость?— Называйте, как хотите.

Определения не имеют значения.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ИСКРЕННОСТЬ

Если бы у меня сейчас были силы кричать, я оглушила бы её своим криком, я распугала бы всех птиц на крыше, я бы создала аварий­ную ситуацию на дороге. Но у меня нет сил.

65. Девушка уходит. Я слышу звук уда­ляющихся каблуков. Я закрываю глаза, ожидая тебя, но ты не идёшь. Проходит какое— то коли­чество времени, когда я, наконец, понимаю, что ты не придёшь.

— Где ты? Где ты?!— кричу я.— Я одна. Не оставляй меня одну! Мне страшно.

Тишина. Что такое тишина? Хоть кто— нибудь, хоть где— нибудь. Мышка в норке, пискни. Вода в кране, закапай. Люди внизу, заворчите. Я передвигаюсь по комнате с закрытыми глаза­ми, слушаю тишину, слушаю нахождение те­бя. Но тебя нет.

— Где ты?! Я не чувствую тебя.

Ты больше не приходишь. Я сажусь в угол, зажимаюсь там. Теряю тебя второй раз. За­чем? (непонимая и устало) Не надо так жес­токо. Где ты? В углу безопасно, но мне по-прежнему больно. Внутри разрывает всё. Как разрывается воздушный шарик. Неожиданно и быстро. Много воздушных шариков. Моё сознание отделяется от меня и удаляется. Те­перь во мне одни чувствительные окончания. Не хочу чувствовать. Пустота комнаты пугает. Ни шороха, ни шуршания. Мои глаза закрыты— так легче сдерживать слёзы. Так легче на­деяться на то, что я увижу тебя.

— Где ты?.. Вернись. Ты слышишь меня?— я шепчу.— Где ты, где ты?

Угол становится тёплым и родным. Это все­го лишь эмоции. Это пройдёт. Я сильная. Внушаю я себе, и мне становится смешно от безнадёжности этих слов. Рваные дни. Сегод­няшний рваный день, завтрашний, потом ещё рваный день. Круговорот рваных дней. Без тебя. Я задыхаюсь болью. Задыхаюсь, зажи­маюсь, закрываюсь.

Алкоголь. Он слишком далеко. Мне не дойти до кухни. Бутылка мартини — я помню. В шкафчике справа. Практически целая. Я не знаю, как мне выбраться из угла.

Сигареты. Они слишком далеко. Мне не доползти до подоконника. Пачка сигарет — моё спасение. Никотин успокаивает. Спокойствия нет.

Слёзы. Солёные, мокрые. Непослушные. Бессмысленные. Их слишком много. Стяги­вают кожу на лице.

Звонят.

Мне звонят в дверь.

Или нет?

Или это звенит у меня в голове. Дзинь. Дзинь. Дзинь. В голове. Всё громче. Всё настойчивее. Дзииинь. Наверно, так взры­вается голова.

66.— Ты знаешь, что делать, — я слышу голос.

Голос!

Я слышу голос. Только он не твой. Он не­знаком мне. Но он добрый, заботливый. Он не оставляет меня одну.

Я не могу понять, происходит ли это на самом деле, или я уже сплю.

Мне не приходится произносить слова — этот кто-то читает мои мысли, и я не открываю рот.

— Ты же решила. Ты же решилась,— плавно говорит голос.— Тебе станет легче. Ты освободишь себя.

Голос словно песня. Он так приятен. Я не хочу, чтобы он пропадал. Я успокаиваюсь под этот тембр. В голове уже не звонят. Только где-то отдалённо, тихо-тихо — дзинь, дзинь.

— Давай, вставай. Поднимайся, дорогая. У тебя ещё много дел. Ты должна всё проду­мать. У тебя нет времени на бездействие. Нельзя тянуть бесконечно,— голос замолкает.

— Голос? Ты тут?— испуганно, спрашиваю я.

— Да, я тут. Не переживай. Я не уйду, пока ты не поднимешься. Я помогу тебе.