Именно об этом и думал теперь Иван Антонович, добираясь на перекладных до Алма-Аты. Он не стал возвращаться самолетом – чтобы лишний раз не подставляться под проверку документов. Ехал домой, меняя поезда дальнего следования и петляя. Все-таки он умудрился изрядно наследить в северной столице.
Ким не смог выполнить то, за чем его посылали в Питер. Да, он пообещал своему хозяину, что доставит бывшего прапорщика Тишко прямиком к Керимбаеву – чтобы тот сам разобрался с убийцей своего сына и узнал, кто же все-таки дал команду стрелять по безвинному мальчишке. Но, давая это обещание, он прекрасно знал, что блефует. В одиночку можно выкрасть разве дворовую жучку, да и с той потом возникнут проблемы: как перевезти накачанное снотворным тельце через границу? А здорового мужика, да еще милиционера, да еще при оружии – тут нужна целая десантная операция. Разворачивать ее Ким и не собирался. Он счел, что будет достаточным просто вытряхнуть из милиционера имя того, кто распорядился жизнью солдатика. А дальше – по обстоятельствам, как карта ляжет.
Карты в Питере с самого начала шли прямо в руки. Вычислить адрес Тишко, место службы – все это удалось сделать без проблем, благо были у Кима в этом северном городе проверенные земляки и родичи, без лишних вопросов выполнявшие даже самые непростые просьбы. И слежка за Тишко тоже удалась вполне. Милиционер явно не страдал ни манией преследования, ни даже повышенным чувством опасности. Ким хвостом ходил, плелся и ездил за ним целый день по городу, но бывший прапорщик не чуял беды. Этот день у милиционера был нерабочий, но к вечеру он должен был появиться в своем отделении, на собрании личного состава, о чем кореец узнал опять же не без подсказки “земляков”. Но уж без их помощи он выведал то, что после собрания милиционер отправится к своей приятельнице, в некие Озерки – услышал, как днем он договаривался с ней из телефона-автомата. Делом техники было подскочить к автомату следующим и нажать кнопку повтора, а потом уже вычислить и адрес по телефонному номеру. Так и пришло решение подкараулить вечером Тишко прямо у частного дома его приятельницы. Мелькать у отделения милиции было ни к чему – Ким туда и не поехал. А потому и знать не знал об очень и очень странном инциденте, случившемся по завершении собрания.
Знал бы – сразу бы понял, отчего вдруг стала путаться карта. Но Ким не ведал о том, что в Озерки Тишко прибыл уже далеко не в том беспечном состоянии, в котором он пробыл до того весь день.
Вначале милиционер как будто легко поддался на нехитрую уловку корейца, подвалившего к нему на темной улочке с приветом из Дивномайска, от одного из “братков”, сведения о котором Ким почерпнул из бесед с “особистом”. Привет принял отойти в уединенное место для обсуждения одной интересной темки согласился. Чтобы не маячить на улице, пусть даже темной, сам предложил пройти на кладбище – оно в двух минутах ходьбы, совершенно безлюдное в поздний час. Шли рядом, плечом к плечу, как солдаты – зачем же зря спину подставлять? Но у калитки, кладбищенской, все-таки вышла заминка. Тишко пропустил Кима вперед. Ким ступил за ограду…
И сразу понял, что это был непоправимый шаг. Непоправимый и непростительный: милиционер напал первым. Доля секунды – и кореец уже лежал лицом в снег, с руками, заломленными за спину…
Что было дальше – помнил плохо. Теперь он ехал домой, оставив Тишко лежать в снегу, на кладбище, и пытался воссоздать в мозгу картину: что же произошло? Но все смазалось и распалось на нестыкующиеся фрагменты. Боль от удушающего захвата, потом слова Тишко о каких-то пулях, о мести со стороны кого-то по кличке “Батя”. Потом он, Ким, стряхнувший с себя секундное оцепенение, валит в снег прапорщика, но тот уже ничего не скажет, он мертв. На кладбище темно: Ким даже не видит, во что вошел нож. И откуда он взялся. Кажется, нож был в руке самого мента. Точно не сказать. Все происходит молниеносно. Кореец помнит лишь то, как бросил нож и побежал. Помнит, что потом оказался в метро, на станции “Озерки”. Что переночевал у одного из своих родственников, коих в Питере несть числа. Там ему сменили всю одежду, ни о чем не расспрашивая. С утра пошел к банку, караулить Нертова, но переговорить с бывшим помпрокурора так и не удалось…
Теперь, в поезде, он боялся заснуть: во сне к нему могут прийти те парни с пограничной заставы, что навещают его с непонятным упорством и постоянством почти каждую ночь. И тогда он за себя не ручается. Он изнурен и измучен, голова раскалывается, а печень разрывается от боли. Одно слово: тревога. Неизбывная и непреходящая. Та самая, о которой предупреждал старенький доктор.