Это НЕНОРМАЛЬНО. Это то, чем ОНА хотела бы заняться в СВОЙ день рождения, подумала я. Подумала — и вышла из себя. Я не просто была зла на нее за то, что она завела короткий, разрушительный роман с отцом моей лучшей подруги, когда мне было тринадцать. Я не просто была на нее зла за череду мужчин, которые вошли в нашу жизнь после Лу. Нет, я была на нее зла за то, что она втянула меня во все это — и заставила ее поддерживать. И еще за то, что заставила меня поверить в ложь, которую пыталась продать — о своей безупречности и невинности.
Так в двадцать девять я начала строить с ней новые отношения — с уровнями защиты, как в Форт-Ноксе. Перестроить отношения людей, которые были патологически близки тридцать лет, не так легко. Сначала я говорила ей о том, что думаю по поводу прошлого; потом пришло время, когда мы не разговаривали. Я снова и снова пыталась ей все изложить, объяснить свои печали и боль. И иногда она пыталась выслушать, с чего же для меня все началось. Перестала просто защищаться и начала меня слышать. Но в конечном счете, думаю, ей было слишком трудно принять, насколько серьезно было то, что она натворила — и какое воздействие все это оказало на меня и на брата с сестрой. Мы, наконец, пришли туда, где пребываем уже несколько лет. Мы добры друг к другу, но я сохраняю границы. Мы регулярно разговариваем, сообщаем о важном, но теперь — куда реже, чем раньше.
Сейчас, после нескольких лет размышлений, я лучше ее понимаю. Как и все мы, она — результат своего перекошенного детства. Маму травмировала ее собственная мать, типичный эмоционально холодный нарцисс. Понятия не имею, каково ей было, когда мама завела роман с Лу — имея троих детей, при муже, с которым она не чувствовала себя любимой. Но я все равно хотела бы, чтобы она просто была с нами честна. И с собой тоже. Мы все старались изо всех сил, ошибались, висели на волоске. И — хотела бы я, чтобы она хоть пару раз была с нами настоящей — то есть позволила бы нам принять слабость и уязвимость как часть жизни. Ведь жизнь полна боли и разочарований. Я сделала карьеру, говоря об этом и переживая это самым нелепым образом, чтобы все могли посмеяться и поплакать вместе со мной. Так вот, хотела бы я, чтобы моя мама тоже это понимала.
Иногда от этого отпускает — от того, что ты просто человек.
Мне по-прежнему приходится потрудиться, чтобы не загонять чувства внутрь, чтобы они не проявлялись головными болями и другими физическими проблемами. И в глубине души я — по-прежнему девочка, которая хочет к маме. Все мы такие. Когда я думаю о тех мгновениях в жизни, когда ощущала сильнейшее утешение и защиту, — я думаю о ней. О том, как мне подтыкали одеяло ночью. Или о том, как я входила в дом, умирая от голода после волейбольной тренировки — и видела, что на столе меня уже ждет обед. Об ощущении ее рук, когда она несла меня в бассейне. О том, как надежно было обнимать ее, когда она медленно двигалась в воде, направляя меня и любя. Она по-прежнему та, с кем я хочу поговорить, когда проснусь, увидев кошмар. Когда я звоню ей среди ночи после дурного сна — а такое случается пару раз в год, — она всегда берет трубку. Всегда. Когда она мне говорит: «Все будет хорошо», — я ей верю и снова засыпаю. Я ее люблю.
Но — не заблуждайтесь. Если бы я знала, что в конце концов превращусь в нее… Если бы, как в «Войне миров Z», у меня было пять секунд до того, как я полностью перерожусь в свою мать, — да я бы сделала харакири, не задумываясь. Если у вас есть дети и вы это читаете, есть вероятность, что вы не так хитры, как моя мама. Я знаю, она цветочек редкий. Но не торопитесь одобрительно хлопать себя по плечу. Неважно как, но вы тоже все равно испортите своим детям жизнь. И они будут вас ненавидеть в ту минуту (или две, или три), когда станут собирать обломки своего детства. Любой, кто утверждает, что обманул эту систему, попросту врет. А в моем мире это — огромное преступление.
Через что бы ни заставила меня пройти мать, я все равно благодарна ей за то, что она вырастила меня, дала поверить, что я талантливая, умная и красивая. Она сделала меня той, кто я есть — человеком, который, по иронии, выше всего ценит уязвимость, честность и неподдельность. Я бы хотела, чтобы у нас были нормальные отношения матери и дочери. Если такие вообще бывают. Не знаю, возможно ли для нас такое, но я считаю, что семья — это постоянные переговоры. Я не махнула на нее рукой. Не могу и никогда не смогу.
Нью-йоркские квартиры
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное