Девушка-солнце

Как-то на уроке литературы, проходя Достоевского: «Преступление и наказание», нам дали задание вкратце описать то, что автор хотел передать через главных героев и самого рассказа. Тогда она, встав перед всем классом, ответила: «Каждый видит в рассказе то, что ему нужно. Для меня даже имена главных героев имели назначение. Достоевский, называя, его Раскольников – преступника, совершающего преступление, будто бы иронизирует расколотый, значит не цельный. Расколотый человек, обуреваемый страстями жизни и не познавший раскаяния своего преступления. Он видел лишь тюрьму и каторгу, а истинное падение человеческой души не рассмотрел. Печально, что такие люди не меняются. И совершив, что-то раз будут возвращаться в отправную точку снова и снова. А можно ли спасти таких людей? Как можно спасти людей, которые сами привязали себе к якорю и выбросили за борт? Пытаясь их спасти, сам промокнешь, а может даже и утонешь? Спасение нужно начинать с себя! Спаси себя, а затем спасешь и другого».

И почему я вспомнил, те ее слова, мы сейчас не на уроке литературы, и это не история Достоевского, это то, что случилось с нами. Однако те ее слова про преступника и то, что совершив что-то раз, они как зависимые будут снова и снова возвращаться. Да, я с ней полностью согласен, а тогда на том уроке, словно из прошлой жизни я ведь даже до конца ее не понял. Слишком далек был реальный и суровый мир, чтобы осознать, что такое происходит не только в книгах.

Глава 3. Буквы, имеющие вкус

Я осознал, что в своих мыслях, я не упоминаю свое имя. Мое имя – Кайсар. Даже не знаю, что мое имя изменит или повлияет ли на что-то. Я помню лишь, что она говорила, что у всего в этом мире есть свой смысл. Каждое имя несет особое значение, имеет свой цвет и даже вкус. Что все в этой Вселенной живое, и ты даже можешь поговорить с буквой, и она тебе даже может ответить.

То, что я не верю ни черта в это итак понятно. Как и то, что я не верю в Бога. Некоторые называют меня атеистом. До ее смерти я верил во что-то, но после я не мог верить в Бога или Вселенную, которая забрала ее у меня. Кто бы, что не говорил, это слишком грустно.

«А вот я верю, что Бог есть и он един. Каждый выбирает к нему свою дорогу и называет по-своему. Если верить, то все так и будет. Сила любви и веры непреодолима», – так однажды сказала она, когда была жива…

Вспоминать ее, это то, что мне остается. Держаться за месть, это то, что отделяет бессмысленное бытие от меня.

В тот год, когда это случилось, я хотел бросить все и отправиться на поиски убийцы. Но я понял всю наивность своих помыслов, ведь я по сути ничего не мог. Не проверить ее дневник, не узнать то, что было в месте, где ее держали. Никто не позволил бы семнадцатилетнему парню открыть дело в полиции и уйти в самоволку. Я осознал свою никчемность. Я обещал рано или поздно найти эту мразь, я это сделаю. Жизнь разделилась для меня на – до и после ее ухода из этого мира. Тот факт, что она умерла девственницей, очень обрадовал меня. Убийца не насиловал ее, что и как происходило в месте, которое обнаружили позже, не знает никто, кроме как убийца. Но осознание, что любимую никто не принуждал к близости очень обнадеживало. Никто даже этот бастард не посмел осквернить ее.

После я взял себя в руки и сдал преходящий экзамен. Я заявил родителям, что собираюсь в академию полиции. Я должен был продолжить нефтегазовый бизнес нашей семьи, но я отказался. Отец долго не мог смириться с этим фактом, говоря, что в полиции ничего не добьешься, и там царит коррупция, жестокость и насилие. И что я не продержусь там даже несколько недель. Он пытался образумить меня, но я был непреклонен! Отец сказал, что не будет меня поддерживать. После чего в этом шуме и гамме вмешалась Асель, к полнейшему нашему удивлению.

– Это то, чего ты действительно хочешь? – спросила она, внимательно изучая мое выражения лица.

– Да, – немедля и твердо ответил я.

Мой отец был очень требовательным и строгим ко мне, но в ней он души не чаял. Поэтому он прислушивался, что же она скажет.