Девушка у обочины (ЛП)

Я не пытаюсь спорить. Просто позволяю ему тянуть меня обратно на центральную улицу до того, как она не перешла в Лейк Шор. Я подталкиваю его на Маркет Стрит, а потом налево на Кадот Авеню. Он молчит, я тоже, хотя у меня миллион вопросов и миллиард сомнений; и знаю, чего он ожидает от меня, но не могу позволить этому случиться, потому что могу привязаться, а он потом вернется к съемкам фильма. Это не имеет, блин, никакого смысла.

Но я не могу вырвать свою руку из его, потому что его пальцы переплетены с моими, и он абсолютно уверен, что я пойду за ним, и это вполне оправдано, но все равно что-то подсказывает мне, что он бы просто подхватил и понес меня с собой, если бы попыталась сбежать. А я не хочу сбегать, и это то, что заставляет меня трястись от страха. Я хочу пойти с ним, хочу увидеть его номер, хочу позволить всему случиться, хотя знаю, что не смогу пройти через то, что он хочет от меня.

Вспышка молнии разрезает воздух всего в метрах от нас, гром сотрясает землю под ногами. Как раз впереди виднеется Церковь Литл Стоун; я тащу его через улицу, рывком открываю дверь, и мы вваливаемся в притвор¹⁷, пока дождевая вода капает с нас на ковер. Воздух в церкви затхлый и застоявшийся, здесь темнее, чем на улице; освещения нет, и лишь рассеянный свет просачивается сквозь пару витражных окон. Я его не вижу, ничего не вижу. Ветер и дождь колотят в окна и стучат в дверь, а его теплое тело сзади так близко прижимается ко мне.

— Что это за место? — его голос рокочет в ухо.

— Церковь Литл Стоун

— Странно пахнет.

— Она старая, — говорю я.

Вдруг он разворачивает меня, его рот внезапно и яростно обрушивается на губы, его твердые и неумолимые руки обхватывают спину и скользят вниз к пояснице. Мое тело прижато вплотную к его. Это неотвратимо, как прилив. Мои груди касаются его торса, раздавленные им, а сердце бьется в ребра так сильно, что все косточки вибрируют под его ударами, как барабаны.

Где мои руки? Я утратила способность чувствовать, понимать, что происходит, что делаю все тоже самое следом за ним. Все, что осознаю, это губы, поедающие мои, зубы, кусающие мою нижнюю, а потом и верхнюю губу, чувствую, как руки медленно продвигаются все ниже и ниже, на опасную территорию, к изгибу моей задницы, и не знаю, как терплю это, как выношу то, что он стирает мои сомнения, страх и недоверие к кому-либо, особенно, к мужчинам, каким-то образом разжигая внутри меня это тепло. Эту потребность. Этот зверский голод, отчаяние, подобное которым я никогда не испытывала и никогда не подозревала, что смогу почувствовать, особенно после…

Нет. Нет. Я не позволю этому монстру контролировать меня, больше нет. Не сейчас. Никогда больше.

Адам обхватывает обеими руками мою задницу, собственнически прижимая к себе, как будто он имеет право на меня, право прикасаться ко мне, обнимать, щупать, ласкать, тискать. Я не знаю, какое слово правильное, потому что он делает все сразу, и я позволяю ему.

О, этот поцелуй. У него нет конца. Это океан, и я просто тону в нем.

А мои руки? Они вцепились в промокшую ткань на его груди, как будто я держусь из последних сил, будто он – это все, что удерживает меня на земле.

Я дрожу, и он внезапно отпускает меня и задыхается, как будто он потрясен силой того, что происходит между нами так же, как и я.

Но это невозможно.

— Ну же. Ты дрожишь. Тебе нужно в тепло.

Он вытаскивает меня из сухого тепла церкви наружу, где дождь льет как из ведра, где воет, бушует буря.

Небо озаряется молниями и дрожит от грома, и это не столько дождь, сколько содержимое целого моря льется из облаков. И вот мы бежим, взявшись за руки, поднимаемся вверх по склону в сторону смутно вырисовывающейся белой колоннады всемирно известной веранды Гранд Отеля.

Мы входим через ближайшую дверь в кафе-мороженом «У Сэди», где все стены белые, лавочки в черно-бело-красную клетку; всюду запах ванили, пирожных и кофе. Потом мы оказываемся в цветочном магазине, украшенном геранью и розами. Я никогда раньше не была в этом кафе-мороженом. Пришлось бы заплатить десять долларов, чтобы просто зайти туда, если только ты – не гость; у меня никогда не было ни времени, ни желания тратить деньги лишь для того, чтобы потешить любопытство. С нас капает при каждом шаге, обувь хлюпает; мы идем по длинному мраморному полу вестибюля, окна с одной стороны выходят на дорогу, и с другой – на магазины. Дорога темная и блестит от дождя, время от времени небо озаряется белыми вспышками молний; проезжает экипаж, освещенный лампами, расположенными в задней части повозки. Слышится цок-цок-цок, лошади помахивают хвостами. Мы проходим ювелирный магазин, бутик одежды, кафе, и, наконец, мы у стойки регистрации.

— Здравствуйте, мистер Трентон, — говорит стоящая за столом маленькая женщина азиатской внешности.

— Привет, — отвечает Адам с улыбкой и приветственно машет рукой.