Девушка в башне

«Нет, — хотелось ей сказать. — Не так. Не совсем так. Я боялась, покидая дом, и я хотела к тебе. Ты знаешь больше меня, ты был добр ко мне», — но она не смогла это произнести.

— Что ж, — Морозко сел прямее. — Это все твое, — он кивнул на груду сокровищ. — Можешь идти к краю земли в наряде принцессы и с золотом в гриве Соловья.

Она не ответила, и он добавил с натянутой вежливостью:

— Хочешь еще и карету? Или Соловью тащить это за тобой, как бусы на нити?

Она ухватилась за свое достоинство.

— Нет, — сказала она. — Только то, что можно легко унести, и что не привлечет воров.

Бледный и не впечатленный взгляд Морозко скользнул по ее спутанным волосам до ее сапог. Вася старалась не думать, какой он ее видит: дитя с пустыми глазами, с бледным и грязным лицом.

— И что тогда? — спросил сухо демон холода. — Ты набьешь карманы золотом, поедешь завтра утром и сразу замерзнешь насмерть? Нет? Или проживешь пару дней, пока тебя не убьют из — за лошади или изнасилуют за твои зеленые глаза? Ты ничего не знаешь об этом мире, а теперь хочешь поехать туда и умереть?

— Что еще мне делать? — парировала Вася. Подступали слезы усталости, но она не дала им пролиться. — Мои люди убьют меня, если я пойду домой. Мне стать монахиней? Я это не вынесу. Лучше умереть в пути.

— Многие говорят, что лучше умереть, пока не доходит до этого, — ответил Морозко. — Хочешь умереть в глубине леса? Вернись домой. Твои люди забудут, клянусь. Все будет как прежде. Вернись, и брат защитит тебя.

Гнев вдруг выжег обиду Васи. Она отодвинула стул и снова встала.

— Я не собака, — рявкнула она. — Ты можешь говорить мне идти домой, но я могу отказаться. Думаешь, все, чего я хочу в жизни, это королевское приданое и мужчина, что будет заставлять меня рожать детей?

Морозко был едва ли выше нее, но она замерла под его бледным пронзающим взглядом.

— Ты говоришь как ребенок. Думаешь, что в твоем мире кому — то есть дело до твоих желаний? Даже у князей нет того, что они хотят, как и у их дам. В дороге тебя ждет не жизнь, а только смерть раньше или позже.

Вася кусала губы.

— Думаешь, я… — пылко начала она, но жеребец потерял терпение, услышав боль в ее голосе. Его голова пронеслась над ее плечом, его зубы щелкнули на расстоянии пальца от лица Морозко. — Соловей! — крикнула Вася. — Что ты…? — она попыталась оттолкнуть его, но он не поддавался.

«Я его укушу», — сказал жеребец. Его хвост метался в стороны, копыто скребло деревянный пол.

— Он истечет водой, превратит тебя в снежного коня, — Вася все еще толкала его. — Не глупи.

— Уходи, бык, — посоветовал Морозко коню.

Соловей не двигался, но Вася сказала:

— Иди, — он посмотрел ей в глаза, показал язык, извиняясь, и отвернулся.

Напряжение пропало. Морозко вздохнул.

— Нет, не стоило так говорить, — его голос лишился едкости. Он опустился на стул. Вася не двигалась. — Но… дом в еловой роще не место для тебя, как и дорога. Ты не должна была вообще найти этот дом даже с Соловьем после того, как… — он посмотрел ей в глаза, замолк и заговорил снова. — Твой мир среди твоего вида. Я оставил тебя в безопасности с братом, Медведь спит, священник убежал в лес. Тебя не может это устроить? — его вопрос был почти с мольбой.

— Нет, — сказала Вася. — Я ухожу. Я увижу мир за этим лесом, мне не важна цена.

Тишина. А потом он тихо и с неохотой рассмеялся.

— Отлично, Василиса Петровна. Меня еще никогда не перечили в моем доме.

«Пора было начать», — подумала она, но не сказала это. Что — то изменилось в нем с той ночи, как он забросил ее на свое седло, чтобы спасти от Медведя? Что? Глаза стали голубее? Лицо стало яснее?

Вася вдруг смутилась. Повисла тишина. В паузе ее усталость стала ощущаться сильнее, словно она ждала, пока Вася расслабится. Она прислонилась к столу, чтобы не упасть.

Он увидел это и вскочил на ноги.

— Поспи сегодня здесь. Утро вечера мудренее.

— Я не могу спать, — она не шутила, хотя только стол удерживал ее на ногах. Ужас пробрался в ее голос. — Медведь ждет в моих снах, а еще Дуня и отец. Я лучше не буду спать.

Она ощущала на его коже запах зимней ночи.

— Я могу дать тебе хоть это, — сказал он. — Ночь спокойного сна.

Она замешкалась, уставшая и недоверчивая. Его ладони как — то давали сон. Но этот сон был странным, густым, схожим со смертью. Она ощущала его взгляд.

— Нет, — вдруг сказал он. — Нет, — грубость его голоса напугала ее. — Нет, я не буду тебя трогать. Спи, как хочешь. Увидимся утром.

Он отвернулся, тихо сказал что — то лошади. Вася не поворачивалась, пока слышала топот копыт, а потом развернулась, и Морозко с белой кобылицей пропали.

* * *

Слуги Морозко не были невидимыми. Краем глаза Вася порой замечала движения или темный силуэт. Если быстро повернуться, можно было различить лицо в узорах, как кора дуба, с вишневым румянцем или серое и хмурое, как гриб. Но Вася не видела их, если смотрела прямо. Они двигались едва заметно, между вдохом и выдохом.

Морозко пропал, слуги принесли ей еду, пока она сидела в дымке усталости — грубый хлеб и кашу, сушеные яблоки. Щедрую миску ягод и листьев падуба. Медовуха, пиво и ледяная вода.