На моем ночном столике – письмо, прислоненное к книге. Я не узнаю почерк на конверте. Когда я его вскрываю, выпадает маленькая записка, сложенная звездочкой. Наверное, это принес Христоффел, когда меня не было. Значит, его отец уже вернулся из Гааги. Это ответ от Амалии. Как он был мне нужен пару дней назад! Но теперь он не имеет никакого значения.
Я читаю, развернув хрустящую бумагу.
Я воображаю радостное воссоединение Мириам с подругой. Они делятся журналами, а также мыслями и чувствами, накопившимися за неделю. У нас с Элсбет никогда не будет такого воссоединения.
Когда я засыпаю, мне снова снится давний кошмар. Кошмар, который постоянно преследует меня после смерти Баса. Бас приходит ко мне в военной форме, с письмом, которое я разорвала. В этом сне он складывает клочки бумаги и сердится, что я не прочла письмо. «Это значит, что ты меня забыла», – говорит он. «Нет, – пытаюсь я возражать. – Вовсе не значит. Я думаю о тебе каждый день».
«Смотри, – уверяю я. – Я прочту его прямо сейчас. Прочту немедленно, раз это так важно для тебя». Но с каждым словом, которое я пытаюсь прочесть, Бас все больше бледнеет. К тому времени, как я добираюсь до середины письма, передо мной стоит мертвец. Я не могу дочитать до конца, так как заливаюсь слезами. Когда я просыпаюсь, у меня сухие глаза, но простыни перекручены и пропитаны потом.
На следующий вечер, как раз перед комендантским часом, в дверь стучится Олли. Мама открывает, и он пускается в объяснения. Его мать плохо себя чувствует, и ему с отцом нужно сходить к ней в больницу. Пия боится оставаться дома одна. Не могла бы я пойти к ним и провести эту ночь с ней?
Моя мать ничего не отвечает и даже не смотрит на меня.
– Делай что хочешь, Ханнеке, – говорит она.
– Значит, мне нужно пойти к Олли, – заключаю я.
Правда, с матерью Олли все хорошо, а Пия, вероятно, сейчас делает уроки. Отправка Мириам должна начаться через два часа.
Глава 25
Нам приходится очень тихо стоять под навесом мясной лавки. Место выбрано удачно: как я и рассчитывала, навес и смешная корова скрывают нас. Две пары солдат прошли мимо, не заметив нас. Я надеюсь, что небо останется ясным. Если начнется дождь или пойдет снег, не исключено, что один из немцев захочет укрыться под навесом.
Я знаю, что Виллем неподалеку, в нескольких кварталах от нас. Он прячется там, со сменной одеждой для Олли.
Потому что Олли, Оливье, Лоренс Оливье (как шутливо называл его Бас), сейчас в серой форме гестапо, принадлежащей мужу Элсбет. Она широковата в плечах. Если внимательно приглядеться, станет ясно, что что-то не так.
Вот каков план: мы с Олли должны ждать под навесом появления колонны. Ему нужно остановить солдата, конвоирующего арестантов. Он должен сказать, что у него приказ обыскать детскую коляску в связи с контрабандой. Олли заберет камеру. Затем встретится с Виллемом и переоденется, чтобы соседи не увидели его в военной форме. Наверное, Олли нервничает, но не показывает этого. Он смотрит на людей, которые торопятся домой. У нас есть по крайней мере полчаса. Мы заняли позицию незадолго до комендантского часа. И сейчас убиваем время, напоминая друг другу о деталях операции.
– У тебя всего минута, чтобы увести ее, – резко говорит Олли. – Я буду расспрашивать их о коляске и покажу фальшивый приказ, который сделал Виллем. Буду тянуть время, сколько смогу. Но у тебя нет ни одной лишней секунды. И никто не должен тебя видеть.
– Я знаю, Олли.
– А потом вы побежите по улице и завернете за угол. Там я с тобой встречусь и…
– Олли?
Мы снова замолкаем. Я знаю все, что он может сказать, потому что мы сто раз повторили детали плана. И меня сто раз предупреждали: нужно найти Мириам и увести, пока Олли будет забирать камеру из коляски. Иначе девушку не удастся спасти.
И тогда я подведу ее.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Олли.
– Ни о чем, – отвечаю я. – А ты?
Он отворачивается, и ночные тени скрывают его лицо.
– Я думаю о Басе.
– Да?
– А разве ты не думаешь о нем?
Думаю. Я думаю о нем всегда. Бас катается на коньках вместе с мамой. Бас приносит мне пирог. Бас сводит меня с ума. Бас живой. Бас мертвый.
– Сегодня я думаю о… – Он останавливается и сглатывает слюну. – Я думаю о том, что случилось с Басом в момент вторжения. Когда он понял, что, скорее всего, умрет.
– Было ли ему страшно? – Мне легко закончить мысль Олли, потому что я сама часто об этом думала.
– Он мучился? – продолжает Олли.
– Сердился? – предполагаю я.
– Или просто чувствовал себя одиноким?
– Это моя вина, – шепчу я. Слова падают на землю и разбиваются у нас на глазах. – Бас умер по моей вине.
В полумраке невозможно прочитать выражение лица Олли.
– Что ты сказала? – переспрашивает он.
– Это я виновата в том, что умер Бас.