– Алло, звонят из кардиологического отделения больницы Святой Екатерины, нам нужна информация по поводу пациента… Его зовут Бруно Дженко.
Значит, я в больнице Святой Екатерины. В той же больнице, что и Саманта Андретти. И Банни тоже здесь, мелькнуло в памяти – а кто такой Банни? Имя выскочило из головы. Но Саманта в опасности. Эй, вы меня слышите? Вот-вот случится что-то ужасное, вы должны срочно предупредить полицию. Или, если уж на то пошло, принесите мне текилы, и устроим праздник.
– Что он сжимает в правой руке? – раздался чей-то голос: это бородач пытается разогнуть ему пальцы. – Какая-то скатанная бумажка, но ее у него никак не отнять.
– Оставьте: главное, что этим он не причинит вреда ни себе, ни нам, – проговорила хорошенькая докторша. – Готовьте адреналин.
Темнота.
Снова вспышка, на этот раз похожая на фейерверк. Прежнего шума не слышно, он затих, появился ритмичный, убаюкивающий звук – электронная версия биений сердца. Он все еще лежал навзничь, чувствуя давление широкой пластиковой маски, которая закрывала ему почти все лицо и через которую насильно закачивался в легкие кислород.
Перед постелью молодая докторша с черными волосами и доктор постарше разговаривали между собой. Странное дело: оба одетые.
– Кто распорядился реанимировать его? – спрашивал врач, в гневе потрясая листком.
Это талисман, сказал себе Дженко.
– Бригада «скорой помощи» не могла об этом знать, а у нас не было времени рыться у него в карманах, – оправдывалась докторша. – Как нам было понять, что у него терминальная стадия?
Его ужасно бесило, что эти двое говорили о нем, будто его и не было рядом.
– Ресурсы отделения ограничены, а ты их расходуешь на больного, который хорошо, если доживет до утра.
Может, и мне не хотелось, чтобы меня возвращали к жизни, – ты об этом подумал, козел? Сдох бы я вовремя – и не увидел твоей поганой рожи. Но все-таки было неприятно, что его смерть больше никого не волнует. Хотя, в сущности, он пожинал плоды одинокой жизни. Не завел семью, никогда не думал о том, чтобы иметь детей. Даже заранее отмел эту перспективу. Проект «жениться и оставить потомство» никогда даже не рассматривался.
Старый Банни передал свое наследие новому Банни, подумал он. Память о монстре, нашедшем последний приют в «гавани», кто-то будет хранить. А у нового Банни есть жена и две белокурые дочки. Но как, черт возьми, его зовут?
Форман, вспомнил он.
Но радость открытия почти сразу померкла, ведь не существовало способа сообщить об этом миру.
– Ты возродила к жизни овощ, – вынес приговор пожилой врач.
Я не овощ, мудило. Сними с меня хренову маску, и я это докажу.
– Простите, доктор, – покаялась хорошенькая врачиха. – Такое больше не повторится.
Пожилой хмуро взглянул на нее. Потом вернул талисман и отправился восвояси.
Докторша покачала головой, хотела уже сложить листок, но вдруг снова в него вгляделась. Она не читает медицинское заключение, заметил Дженко. Она рассматривает рисунок с обратной стороны.
Портрет Банни, набросок, сделанный браконьером, который первым пришел на помощь Саманте Андретти.
Тут что-то произошло. Он услышал чей-то тихий голос. Линда –
Слабый шорох выскользнувшей из пальцев бумажки.
Докторша остановилась, обернулась. Глянула вниз. Ну же, подойди ближе. И она в самом деле пошла к кровати. Наклонилась, подобрала комок бумаги, выпавший из его руки. Развернула. На лице – сомнение. Несколько раз перевела взгляд с него на листок и обратно. Потом вынула из кармана талисман. Сравнила.
Набросок браконьера с рисунком младшей дочери Формана, который был прикреплен магнитиком к холодильнику Пола Мачински.
Один и тот же персонаж. Кролик с глазами сердечком.
Докторша заколебалась. Вынула что-то вроде карандаша из кармана халата. Нет, это тонкий фонарик. Наклонилась к его лицу. Пальцами приподняла правое веко. Вонзила прямо в зрачок этот ярчайший луч. То же самое – с левым глазом.
Бруно попробовал пошевелить губами, надеясь, что она заметит, несмотря на широкую пластиковую маску.
Она заметила.