Девушка в переводе

— Они приходят за этот стол детьми и из-за него же выходят, уже став бабушками, — подмигнула тетя Пола. — Круговорот фабричной жизни.

Тут мы вступили в густое облако пара. Я ничего не видела, но поняла, что именно здесь находится источник жара. Четыре огромных паровых пресса были соединены с центральным кипятильником, который издавал пронзительный свист каждые несколько минут, выпуская пар. Рядом с каждым прессом стоял человек, он помещал одежду на подставку пресса, затем закрывал крышку — и новые клубы пара вырывались наружу. Отглаженную одежду укладывали на специальные козлы для «окончательной обработки», которая была обязанностью Ма. Стопки одежды непрерывно росли.

Наконец мы добрались до своего рабочего места. Оно оказалось просторнее, чем вся наша квартира. Длинный стол и гора отглаженных вещей, которые мы должны были развесить, рассортировать, перевязать лентой, прикрепить бирку и упаковать в пластиковый пакет. Тетя Пола оставила нас, предупредив напоследок, что отправка товара через несколько дней и она рассчитывает, что мы с Ма управимся вовремя.

Ма поспешно принялась развешивать готовые вещи и попросила меня разобрать по размерам брюки с длинной вешалки. Она протянула мне марлевую маску — квадратный кусок белой ткани, который следовало завязать за ушами. Мы находились рядом с гладильным цехом, и жара стояла адская. Но в маске совсем нечем было дышать, и через несколько минут я ее сняла. Ма свою тоже не стала надевать.

В мусорном контейнере я углядела скомканную китайскую газету и украдкой вытащила ее. Знакомые символы хоть немного подбадривали. Начав сортировку брюк, я разложила газету рядом, на пустой табуретке.

Не прошло и часа, как все поры на коже были забиты фабричной пылью. Паутина из красных нитей опутала мои руки, и, смахивая с лица пот, я оставляла грязные разводы. Ма постоянно протирала стол, за которым работала, но спустя несколько минут там уже лежал новый слой пыли, настолько толстый, что я вполне могла бы на нем порисовать, будь на это время. От каждого движения пыль хлопьями взмывала в воздух.

Посторонний запах, перебивая вонь полиэстера, коснулся моих ноздрей. Я обернулась. Рядом стоял мальчишка. Примерно моего роста, в старой белой футболке, но крепкие руки и плечи подсказывали, что парень, видимо, из драчунов. Глаза, глядящие из-под ровной линии густых бровей, были удивительного золотисто-карего цвета. Он, причмокивая, обгладывал жареное свиное ребрышко. Поблескивала хрустящая корочка, и я практически ощущала вкус ароматного сладковатого мяса.

— Ты до сих пор умеешь читать по-китайски, — качнул он головой в сторону газеты.

Я кивнула. Не уточнив, что только по-китайски и умею читать.

— А я все забыл. Мы живем в Америке уже пять лет, — похвастался он. — Ты, наверное, умная. Читаешь и все такое. — Это прозвучало не как комплимент, а, скорее, как вопрос.

Я решила быть честной.

— Читала когда-то.

Он поразмыслил мгновение.

— Хочешь кусочек?

Я заколебалась. У китайцев не принято есть чужую еду. В Гонконге мне никто ничего не предлагал.

Парнишка помахал целым ребрышком прямо перед моим носом:

— Ну, бери же.

— Спасибо. — И я решительно сунула мясо в рот. Вкус оказался таким же чудесным, как и аромат.

— Только не говори никому, — промычал он с полным ртом. — Я стащил это у Мамаши Гавс.

— У кого? — Я в недоумении уставилась на него. Свою долю ворованного я уже проглотила.

— У Сержанта.

Наверное, у меня все еще был удивленный вид.

— Мамаша Гавс, — вздохнул он. И поскреб шею точно имитируя привычку Тети Полы.

— Это моя тетя! — выдохнула я.

— Ой-е! — широко распахнул он глаза.

Но тут я рассмеялась, и он вместе со мной.

— Знаешь, вообще-то я не воришка. Просто мне нравится дразнить ее. Заходи ко мне в перерыве, туда, где нитки обрезают. Меня зовут Мэтт.

В свой следующий перерыв я заглянула к обрезчикам ниток. Худенькие старушки и дети проворно вертели в руках готовые изделия, специальными ножницами обрезая торчащие нити. Некоторым из ребятишек было лет по пять, не больше. Мэтт работал рядом с малышом в очках. Женщина — должно быть, их мать — сидела рядом. Ее большие розоватые очки едва прикрывали огромные мешки под глазами.

— Ты мальчик или девочка? — спросила она, коротко глянув в мою сторону.

Мэтт сдавленно хихикнул.

Я знала, что похожа на мальчишку — грудь совершенно плоская, волосы коротко подстрижены из-за вечной жары в Гонконге. Захотелось исчезнуть.

Второй мальчик миссис By, совсем крошечный лопоухий очкарик, не поднимал глаз. И все крутил в руках одну и ту же юбку, выискивая пропущенные нитки. На столе перед ним стоял игрушечный мотоцикл с картинкой американского индейца на бензобаке. Игрушка выглядела так, словно ее долго грызли и жевали.

— Привет, — обратилась я к малышу.

Мальчик не ответил, и тогда Мэтт, наклонившись, осторожно помахал ладонью перед его лицом. Потом сделал несколько знаков, напоминавших азбуку глухонемых. Малыш на миг вскинул голову и тут же потупился вновь. За это мгновение я успела разглядеть, что глаза его за стеклами очков странно расфокусированы.