Девушка в поезде

Сначала это были поезда, потом — Рейчел. Она следила за нами, встречала на улице, постоянно названивала. А затем к этому добавилась Меган, когда была здесь с Эви: мне всегда казалось, что она за мной наблюдает и оценивает, какая я мать, осуждает, что я не могу обойтись без посторонней помощи. Я понимаю, что это глупо. А потом я вспомнила, как Рейчел заявилась к нам в дом и забрала Эви. Похолодев, я подумала, что ничего глупого в моих страхах нет.

Вот почему к приходу Тома я уже так себя накрутила, что не могла сдержаться. Я поставила ему ультиматум: мы должны переехать, я ни за что не останусь в этом доме и на этой улице, зная, что здесь произошло. Куда бы я теперь ни бросила взгляд, я вижу не только Рейчел, но и Меган. Я думаю обо всех предметах, которых она касалась. Это невыносимо! Я сказала, что мне наплевать, удачно мы продадим дом или нет.

— Тебе не будет наплевать, когда нам придется жить в худшем месте и нечем будет платить за ипотеку, — совершенно разумно возразил он.

Я спросила, не могут ли нам помочь с деньгами его родители — они богаты, — но он сказал, что никогда больше ни о чем их не попросит. И разозлился, заявив, что прекращает разговор на эту тему. А все из-за того, как родители Тома восприняли его решение оставить Рейчел ради меня. Мне не следовало говорить о них — упоминание о родителях всегда выводило Тома из себя.

Но я ничего не могла с собой поделать. Я чувствовала отчаяние, потому что каждый раз, закрывая глаза, видела ее за кухонным столом с Эви на руках. Она играла с ней, улыбалась и разговаривала, но всегда как-то неискренне, будто вообще не хотела тут находиться. И с удовольствием передавала Эви мне, когда наступало время уходить. Будто ей не нравилось держать ребенка на руках.

Рейчел

Среда, 7 августа 2013 года

Вечер

Жара просто невыносимая и продолжает усиливаться. Окна квартиры распахнуты настежь, и с улицы тянет запахом угарного газа. В горле першит. Я второй раз за день принимаю душ, и в это время звонит телефон. Я не беру трубку, но он звонит снова. А потом еще раз. Когда я выхожу из душа, он звонит в четвертый раз, и я отвечаю.

Он охвачен паникой и говорит, задыхаясь, отрывистыми фразами:

— Я не могу попасть домой. Там повсюду камеры.

— Скотт?!

— Я знаю, это… звучит дико, но мне надо пойти куда-то, где меня не будут ждать. Я не могу пойти к матери или друзьям. Я… просто езжу на машине. Езжу с тех пор, как ушел из полицейского участка… — Он запинается. — Мне надо просто побыть где-то час или два. Сесть и подумать. Без них, без полиции, без всех этих людей, задающих проклятые вопросы. Извините, но не мог бы я приехать к вам?

Я отвечаю, что, конечно, пожалуйста. И не потому, что он в панике и отчаянии: мне хочется его увидеть.

Хочется ему помочь. Я называю ему адрес, и он говорит, что будет через пятнадцать минут.

Через десять минут раздаются резкие короткие звонки в дверь.

— Извините, что беспокою, — говорит он в дверях, — но я не знаю, к кому еще обратиться.

У него затравленный вид: он потрясен, он бледный и мокрый от пота.

— Все в порядке, — заверяю я его и впускаю в дом. Я провожаю его в гостиную и предлагаю сесть на диван. Приношу с кухни стакан воды. Он залпом выпивает его, садится и, упираясь локтями в колени, понуро свешивает голову.

Я медлю, не зная, что лучше — сказать что-нибудь или промолчать. Потом беру стакан и снова наполняю его, не говоря ни слова. Наконец он нарушает молчание:

— Вы думаете, самое плохое уже случилось? Я хочу сказать, могли бы подумать? — Он поднимает на меня глаза. — Моя жена умерла, и полиция считает меня убийцей. Что может быть хуже этого?

Он рассказывает о новостях, о том, что пишут про Меган. О статье в таблоиде, в которой, якобы по сведениям из полиции, сообщается о причастности Меган к смерти ребенка. Невразумительная, грязная клевета на мертвую женщину. Это подло.

— Это гнусная ложь! — говорю я. — Такого просто не может быть!

Он непонимающе смотрит на меня. Вид у него потерянный.

— Сегодня утром сержант Райли сообщила мне, — продолжает он и кашляет, прочищая горло, — новость, которую я всегда мечтал услышать. Вы не можете себе представить, — его голос больше похож на шепот, — как долго я этого ждал. Я постоянно представлял себе, как она на меня посмотрит, застенчиво и со значением улыбнется, возьмет мою руку и поднесет к губам…

Он замолкает, погружаясь в воспоминания, а я понятия не имею, о чем идет речь.

— Сегодня, — наконец произносит он, — сегодня мне сообщили, что Меган была беременна.

Он заплакал, и меня начинают душить слезы. Я плачу о женщине, которой не знала, и ребенке, которого ей не суждено было родить. Но как можно вынести подобный ужас?! Я не могу понять, как Скотт еще дышит. Это должно было убить его, а он держится.