Девушка в поезде

Я не могу говорить, не могу пошевелиться. Несмотря на открытые окна, в гостиной жарко и душно. С улицы доносятся обычные звуки: вой полицейской сирены, крики и девчачий смех, уханье басов в проехавшей машине. Но тут, в гостиной, миру пришел конец. Для Скотта настал конец света, и я не могу выдавить из себя ни слова и стою, застыв на месте, молча и беспомощно.

На ступеньках перед входом слышатся шаги и знакомое звяканье, с которым Кэти выуживает ключи из своей огромной сумки. Это возвращает меня к жизни. Надо что-то предпринять: я хватаю Скотта за руку, и он смотрит на меня испуганно.

— Идем, — говорю я и, пока Кэти возится с ключами, успеваю проскочить с ним по лестнице наверх, в свою комнату, и закрыть дверь.

— Это моя соседка по квартире, — объясняю я. — Она… она может задавать вопросы. А вам сейчас это вряд ли нужно.

Он кивает и окидывает взглядом мою крошечную комнату с неубранной кроватью, разбросанным бельем — не только чистым, но и грязным, — голые стены, дешевую мебель. Мне становится стыдно. В этом вся моя жизнь: неопрятная, убогая и примитивная. Одним словом, незавидная. И тут до меня доходит, что Скотту сейчас явно не до оценки моего образа жизни, и думать об этом просто глупо.

Я жестом приглашаю его сесть на кровать. Он подчиняется и, тяжело дыша, вытирает глаза тыльной стороной ладони.

— Хотите чего-нибудь? — спрашиваю я.

— Может, пива?

— Я не держу в доме спиртного, — объясняю я, чувствуя, как краснею.

Однако Скотт ничего не замечает и даже не поднимает глаз.

— Я могу сделать вам чаю.

Он снова кивает.

— Прилягте и отдохните.

Он скидывает ботинки и покорно, как заболевший ребенок, ложится.

Внизу, пока закипал чайник, я немного поболтала с Кэти, которая рассказала, что обнаружила в Норткоуте отличное место для ленча («там чудесные салаты»), и сообщила, какая зануда их новая сотрудница. Я улыбаюсь и киваю, но мои мысли заняты другим. Я напряженно вслушиваюсь, не скрипнут ли под ним ступеньки на лестнице. Невероятно, что он здесь и лежит в моей постели наверху. От самой этой мысли у меня слегка кружится голова.

Кэти замолкает и, нахмурившись, внимательно на меня смотрит.

— С тобой все в порядке? — спрашивает она. — Ты выглядишь… как-то не так.

— Просто немного устала, — объясняю я. — Что-то нездоровится. Хочу лечь сегодня пораньше.

Она снова на меня смотрит. Она знает, что я не пила (она всегда может это определить), но, видимо, думает, что собираюсь. Мне сейчас все равно, я не могу об этом думать и, забрав чашку для Скотта, ухожу к себе, попрощавшись с Кэти до утра.

Я подхожу к своей двери и прислушиваюсь. Все тихо. Я осторожно поворачиваю ручку и вхожу. Он лежит в том же положении, в котором я его оставила: руки вытянуты, глаза закрыты. Я слышу его дыхание — тихое и неровное. Он занимает половину кровати, но мне хочется лечь рядом, прильнуть к нему, положить руку ему на грудь и погладить. Однако я просто кашлянула и протянула ему кружку с чаем.

Он садится.

— Спасибо, — говорит он, забирая кружку. — Спасибо, что… приютили. Это был кошмар… даже не знаю, как описать, что началось после публикации.

— О том, что случилось несколько лет назад?

— Да, об этом.

Как такая информация могла просочиться в таблоиды, широко обсуждалось. Теперь все соревновались в домыслах, называя источником то полицию, то Камаля Абдика, то Скотта.

— Но это неправда, — говорю я, — разве не так?

— Конечно, неправда, но зато появляется мотив. Во всяком случае, они так говорят: Меган убила своего ребенка, а некто — скорее всего его отец — мог расправиться за это с ней. Даже через столько лет.

— Немыслимо!

— Однако все только и твердят, что я специально это выдумал, чтобы очернить Меган, отвести от себя подозрение и перевести стрелки на кого-то другого. На человека из ее прошлого, о котором никто ничего не знает.

Я сажусь на кровать рядом с ним. Наши бедра почти соприкасаются.

— А что думает полиция?

Он пожимает плечами:

— Ничего конкретного. Они спрашивали, что мне об этом известно. Знал ли я, что у нее раньше был ребенок? Знал ли, что с ним случилось? Знал ли, кто был его отец? Я ответил, что не знал, что все это бредни, что она никогда не была беременна… — У него перехватывает дыхание, и он делает глоток из кружки. — Я спросил, как все это попало в газеты, а они отказались объяснять. Думаю, это все Абдик. — Скотт шумно выдыхает. — Я не понимаю зачем. Зачем ему нужно говорить о ней такие вещи. У него точно не все дома.

Я думаю о человеке, с которым познакомилась на днях: о его спокойной манере держаться, мягком голосе, участии во взгляде. Он точно не похож на тех, у кого не все дома. Правда, улыбка…

— Но как такое могли напечатать?! Наверняка есть законы…

— Нельзя клеветать на мертвых, — говорит он и, помолчав, добавляет: — Меня заверили, что не станут раскрывать информацию о ее… беременности. По крайней мере сейчас. Не исключено, что вообще не будут. Во всяком случае, пока не узнают наверняка.

— Узнают наверняка?

— Это не ребенок Камаля Абдика.

— Они сделали тест на ДНК?

Он качает головой: