Девушка в поезде

Но в глубине души меня гложет сомнение. Каждый раз, когда Том заверяет, что все в порядке и Рейчел больше нас не потревожит, а она снова возникает, я задумываюсь: действительно ли он делает все, чтобы она отстала, или ему приятно, что она не может выкинуть его из головы?

Я спускаюсь вниз и ищу в ящике кухонного стола визитку, которую оставила сержант Райли, нахожу ее и, пока не передумала, быстро набираю номер.

Среда, 14 августа 2013 года

Утро

Мы лежим в постели: его руки у меня на бедрах, он горячо дышит мне в шею, а его кожа, как и у меня, влажная от пота.

— Мы слишком редко стали этим заниматься, — говорит он.

— Я знаю.

— Нам надо находить больше времени друг для друга.

— Согласна.

— Я соскучился по тебе, — говорит он. — Соскучился по этому. И хочу еще.

Я переворачиваюсь и целую его в губы, крепко зажмурив глаза и стараясь подавить чувство вины за то, что обратилась в полицию за его спиной.

— Я думаю, нам с тобой надо куда-нибудь съездить, — бормочет он. — Одним. Немного отвлечься.

Мне хочется спросить: а с кем же мы тогда оставим Эви? С твоими родителями, с которыми ты не разговариваешь? Или с моей матерью, которая так слаба, что и за собой ухаживать толком не может?

Но я ничего не говорю, а целую его снова, с большей страстью. Его рука скользит ниже к бедру и крепко его сжимает.

— Что скажешь? Куда бы тебе хотелось поехать? На Маврикий? Или Бали?

Я смеюсь.

— Я не шучу, — говорит он, отстраняясь и глядя мне в глаза. — Ты заслуживаешь этого, Анна. Заслуживаешь. Этот год был непростым, разве не так?

— Но…

— Что «но»? — Он смотрит на меня, и на его губах играет улыбка, перед которой невозможно устоять.

— Том, а деньги?

— Разберемся.

— Но… — Я не хочу поднимать эту тему, однако приходится: — У нас нет денег, чтобы даже подумать о переезде в другое место, а для отдыха на Маврикии или Бали есть?

Он надувает щеки, медленно выдыхает и откатывается в сторону. Мне не следовало поднимать этот вопрос. Радионяня дает о себе знать: Эви просыпается.

— Я займусь ею, — говорит он, встает и выходит из комнаты.

За завтраком Эви устраивает обычный концерт. Теперь для нее это превратилось в игру: она отказывается есть, мотает головкой, задирает подбородок, крепко сжав губки, и отталкивает миску маленькими кулачками. Терпение Тома быстро иссякает.

— У меня нет на это времени, — говорит он. — Придется тебе заняться этим самой. — Он поднимается и с недовольным видом протягивает мне ложку.

Я делаю глубокий вдох. Все в порядке, он просто устал и злится, что я не поддержала утром его мечты об отдыхе.

Однако на самом деле далеко не все в порядке, потому что я тоже устала и хочу поговорить о деньгах и сложившейся ситуации, которую его уход никак не разрешит. Понятно, что я об этом не говорю. Вместо этого я нарушаю данное себе обещание и рассказываю о Рейчел.

— Она снова здесь крутилась, — говорю я. — Похоже, твои увещевания ни к чему не привели.

Он внимательно на меня смотрит.

— Что значит «крутилась»?

— Она была здесь вчера вечером и стояла прямо напротив нашего дома.

— С кем-то?

— Нет. Одна. А почему ты об этом спрашиваешь?

— Твою мать! — говорит он, и лицо у него темнеет, что бывает, когда он злится всерьез. — Я же велел ей держаться подальше! Почему ты мне вчера ничего не сказала?

— Не хотела расстраивать, — мягко ответила я, уже жалея, что подняла эту тему.

— Господи! — говорит он и с грохотом швыряет кружку в раковину.

Громкий звук пугает Эви, и она начинает плакать. Но Тома это не останавливает.

— Не знаю, что сказать, правда не знаю. Когда я с ней говорил, она была вменяемой. Выслушала меня и обещала здесь не появляться. Выглядела хорошо. Вполне здоровой, практически нормальной…

— «Выглядела хорошо»? — переспрашиваю я и, прежде чем он успевает отвернуться, по выражению его лица вижу, что он проболтался. — Ты же говорил, что общался с ней по телефону?

Он тяжело вздыхает и поворачивается ко мне с виноватым видом:

— Да, милая, я так сказал, потому что знал, что ты расстроишься, если узнаешь о встрече. Поэтому признаю: я соврал. Из лучших побуждений.

— Ты что, издеваешься?

Он улыбается и, качая головой, подходит ко мне, сложив руки в жесте мольбы.

— Прости, прости меня. Она хотела поговорить лично, и я подумал, что так, может, даже лучше. Прости меня, ладно? Мы просто поговорили. Встретились в какой-то забегаловке в Эшбери и проговорили минут двадцать. Полчаса максимум. Поняла?

Он обнимает меня и прижимает к себе. Я пытаюсь сопротивляться, но он сильнее меня, мне нравится его запах, и я не хочу ссориться. Я хочу, чтобы мы были на одной стороне.

— Прости меня, — шепчет он мне в волосы.

— Все в порядке, — уступаю я.