Девушка в поезде

– Я хотела спросить у вас насчет Анны Уотсон, о том… даже не знаю. Какие у Меган были с ней отношения? Они ладили?

Он хмурится и берется за спинку стула перед собой.

– Нет. Я хочу сказать… что антипатии между ними не было. И они не очень хорошо знали друг друга. Не общались. – Его плечи обмякли, и стало видно, что он совершенно раздавлен. – А почему вы об этом спрашиваете?

Я вынуждена сказать правду:

– Я видела ее. Мне кажется, я видела ее возле подземного перехода на станции. В тот вечер… когда Меган исчезла.

Он слегка качает головой, стараясь уяснить, что я говорю.

– Прошу прощения? Вы видели ее. Вы были… где вы были сами?

– Я была здесь. Я собиралась… поговорить с Томом, моим бывшим мужем, но я…

Он крепко зажмуривается и трет лоб.

– Погодите – вы были здесь и видели Анну Уотсон? И что? Я знаю, что Анна была здесь, она живет через несколько домов. Она рассказала полиции, что ходила на станцию около семи, но Меган не видела.

Он сжимает спинку стула, и я вижу, что его терпение иссякает.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я пила, – признаюсь я и чувствую, как мое лицо заливает краска стыда. – Я точно не помню, но мне кажется…

Скотт поднимает руку:

– Довольно! Я не желаю больше это выслушивать. У вас явные проблемы с вашим бывшим мужем и его нынешней женой. Это не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к Меган, разве не так? Господи, неужели вам не стыдно? Вы вообще представляете, через что мне пришлось пройти? Вы в курсе, что утром меня возили в полицию на допрос?

Он так сильно наваливается на спинку стула, что я жду, когда она с треском сломается.

– Да еще вы лезете со своей ерундой. Мне жаль, что ваша личная жизнь в полном дерьме, но она – цветочки по сравнению с моей. Уж поверьте! Поэтому прошу вас… – Он кивком показывает на дверь.

Я поднимаюсь, чувствуя себя глупо и нелепо. Мне стыдно.

– Я хотела помочь. Я хотела…

– Вы не можете помочь, разве не ясно? Вы не можете мне помочь. Мне никто не может помочь. Моя жена мертва, и полиция считает, что это я убил ее. – Он почти кричит, и на его щеках выступают красные пятна. – Они считают, что это я убил ее!

– Но… Камаль Абдик…

Стул врезается в стену с такой силой, что одна из ножек отлетает. Я испуганно отскакиваю, но Скотт неподвижен. Он стоит, опустив сжатые в кулаки руки.

– Камаль Абдик, – произносит он, сжав зубы, – больше не является подозреваемым.

Он говорит ровным тоном, но видно, с каким трудом ему это дается. Я чувствую, как ярость буквально переполняет его. Я хочу пройти к двери, но он стоит у меня на пути, загораживая скудный свет, проникающий в комнату.

– Знаете, что он говорит? – спрашивает он, отворачиваясь, чтобы поднять стул.

Естественно, я не знаю, но мне снова кажется, что он разговаривает не со мной.

– Он много чего говорит. Что Меган была несчастлива, что я был ревнивым и подозрительным мужем и – как это? – эмоциональным насильником. – Его лицо искажается от отвращения. – Камаль утверждает, что Меган меня боялась.

– Но он же лжет!

– И не он один. Подруга Меган, Тара… она говорит, что Меган иногда просила ее прикрыть, чтобы она соврала, где Меган была и чем занималась.

Он ставит стул на место, и тот падает. Я делаю шаг в сторону прихожей, и он переводит взгляд на меня.

– Я виновен, – произносит он, и его лицо искажает му́ка. – И без всякого суда.

Он отбрасывает ногой сломанный стул в сторону и садится на один из трех оставшихся. Я застываю на месте, не зная, как быть.

– В кармане был ее телефон, – произносит он, но так тихо, что я с трудом разбираю слова и подхожу на шаг ближе. – На нем осталось сообщение от меня. Последние мои слова ей, последнее, что она прочитала: «Убирайся к черту, лживая сука».

Его голова падает на грудь, плечи трясутся. Я стою так близко, что могу до него дотронуться. Я поднимаю руку и, дрожа, касаюсь его шеи сзади. Он не отстраняется.

– Мне искренне жаль, – говорю я, и это правда, потому что, хотя меня и привел в шок сам факт, что он мог так с ней разговаривать, я знаю, что можно любить человека и наговорить ему жутких вещей в приступе гнева или от обиды. – Эсэмэска еще ничего не значит. Если у них больше ничего нет…

– Думаете?

Он выпрямляется и стряхивает мою руку. Я обхожу стол и сажусь напротив. Он на меня не смотрит.

– У меня был мотив. Я плохо… Я не отреагировал адекватно, когда она ушла. Я подозрительно долго ее не искал. И подозрительно долго ей не звонил. – Он издает короткий смешок. – И к тому же, по словам Камаля Абдика, склонен к эмоциональному насилию. – Он переводит взгляд на меня, и его лицо озаряет надежда. – Вы… вы можете поговорить с полицией. Сказать им, что это не так, что он лжет. По крайней мере рассказать, что я любил ее, что мы были счастливы.

Я чувствую, как меня охватывает паника. Он думает, что я способна ему помочь. Он на меня надеется, а у меня для него нет ничего, кроме лжи.

– Они мне не поверят, – едва слышно бормочу я. – Они мне не поверят, потому что я ненадежный свидетель.