Девушка в поезде

И мне необходимо с ним встретиться. Я должна что-то сделать, потому что полицию интересует только Скотт. Вчера его опять вызывали на допрос. Хотя они это не подтвердили, в Интернете выложили ролик, где он входит в полицейский участок в сопровождении матери.

Узел у него на галстуке был затянут слишком сильно и, казалось, душил его.

Все строят догадки. Газеты пишут, что полиция теперь действует более осмотрительно, поскольку не хочет оказаться под огнем критики из-за нового поспешно произведенного ареста. Высказывается предположение, что расследование зашло в тупик и его могут передать другой бригаде. В Интернете о Скотте пишут ужасные вещи, выдвигаются дикие, отвратительные версии. Размещаются ролики, где он со слезами на глазах просит Меган вернуться, их сопровождают фотографии убийц, которые также плакали с телеэкранов, якобы переживая за судьбу своих близких. Это страшно и бесчеловечно. Я лишь надеюсь, что он не заходит на подобные сайты. Потому что это разобьет ему сердце.

Каким бы глупым и безрассудным ни казалось мое решение, я собиралась встретиться с Камалем Абдиком, потому что, в отличие от всех этих досужих сочинителей, я видела Скотта. Видела его так близко, что могла до него дотронуться. Я знаю, какой он, и знаю, что он не убийца.

Вечер

Я поднимаюсь по ступенькам на станции Корли, и ноги у меня продолжают дрожать. Я не могу унять дрожь уже несколько часов – наверняка это адреналин, потому что сердце никак не хочет успокоиться. В поезде полно народа – шансов найти свободное место никаких, это не то что садиться в Юстоне, – поэтому мне приходится стоять, пробравшись в середину вагона. Тут душно, как в парилке. Я опускаю глаза и стараюсь дышать медленно. Пытаюсь разобраться в том, что чувствую. Торжество, страх, смятение и вину. В основном вину. Все оказалось не так, как мне представлялось.

Я пришла к назначенному времени, успев довести себя до состояния полного и абсолютного ужаса: я не сомневалась, что стоит ему взглянуть на меня, как он поймет, что я все знаю и представляю угрозу. Я боялась, что проговорюсь, что не смогу удержаться и назову имя Меган. Я вошла в обычную и довольно унылую приемную, и секретарша средних лет записала мои анкетные данные, даже не взглянув на меня. Я села, взяла номер «Вог» и стала листать его, пытаясь унять дрожь в руках и сосредоточиться на предстоящей встрече, в то же время стараясь казаться скучающей, как самая обычная пациентка.

Кроме меня в приемной сидели еще два человека – парень лет двадцати с небольшим, который что-то читал в своем мобильнике, и женщина постарше, угрюмо глядевшая себе под ноги и ни разу не поднявшая глаз, даже когда секретарша назвала ее имя. Она просто поднялась и пошла к нужной двери, уже зная, где ее ждут. Просидев в приемной сначала пять, потом десять минут, я заметила, что дыхание у меня стало частым и сбивчивым – в комнате было жарко и душно, легким не хватало кислорода, и я боялась, что упаду в обморок.

Затем открылась дверь, и вышел мужчина – я поняла, что это он, даже не успев его толком рассмотреть. Я сразу узнала его по росту, по манере двигаться – как поняла, что тогда в саду был не Скотт, хотя видела лишь силуэт мужчины, направлявшегося к Меган. Он протянул мне руку:

– Миссис Уотсон?

Я подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и почувствовала, как по спине пробежал холодок. Его ладонь оказалась теплой, сухой и огромной – моя рука утонула в ней.

– Прошу вас, – сказал он, предлагая мне пройти в кабинет, и я последовала за ним, чувствуя тошноту и головокружение.

Я шла по пути, который до меня проделала Меган. Она так же устраивалась в кресле напротив него, а он, наверное, точно так же, как сейчас, складывал руки чуть ниже подбородка и, кивая, спрашивал: «Итак, о чем бы вы хотели поговорить сегодня?»

Он буквально излучал тепло: теплой была его рука, которую я пожала, теплыми были глаза и тембр голоса. Я искала в его лице хоть какие-то признаки того, что он мог оказаться жестоким убийцей, который размозжил Меган голову, или был озлобленным на весь мир беженцем, потерявшим родных. Ничего такого я не увидела. И вдруг неожиданно для себя успокоилась и позабыла обо всех своих страхах. Я сидела и больше не боялась. С трудом сглотнув слюну, я вспомнила, что именно собиралась ему рассказать, и рассказала все. О том, что уже четыре года не могу избавиться от пристрастия к спиртному, из-за которого потеряла мужа и работу, и это сказывается на моем здоровье и может лишить меня рассудка.

– Я не могу вспомнить, – призналась я. – Я отключаюсь, а потом не могу вспомнить, где была и что делала. Иногда сама задаюсь вопросом, не натворила ли чего ужасного, и не могу вспомнить. А бывает и так, что мне рассказывают, что я натворила, а я не чувствую, что это про меня. Как будто все это совершала не я. А отвечать за то, о чем понятия не имеешь, невыносимо трудно. Поэтому я не чувствую себя виноватой в полной мере. То есть вину свою ощущаю, но за что именно – от меня скрыто. Как будто происшедшее не имеет ко мне никакого отношения.