Девушка в цепях [СИ]

В те годы Миралинда казалась мне противной, потому что она отнимала у меня леди Ребекку. Я ревновала и терпеть не могла этого крохотного младенца, даже не старалась делать вид, что восхищаюсь сморщенными крохотными ручками и ножками, вечно красным от надрывного плача лицом и носиком, задранным как у виконта.

«Ну точно в отца пошла, — говорила Эби. — Такая же курносая и все время орет».

Над этим я смеялась до колик, потому что виконт и правда любил повысить голос.

Со временем детская ревность прошла, но наши с леди Ребеккой отношения уже были далеки от тех, что связывали нас в Фартоне. По большей части, тогда я общалась только с Эби и другими слугами, ну и еще с Ирвином.

Ирвин…

Воспоминания о нем снова укололи сердце.

Я подавила желание сжаться на кровати, завернуться в простыни, в одну за другой, словно в кокон. Разговор с Линой, мои слова: «Он мне как брат», — были самообманом. Самой что ни на есть чистейшей воды ложью, как те слова, что я сказала ему на лестнице.

В минувшее воскресенье он касался меня совсем не по-братски, вот только даже братом и сестрой мы вряд ли могли бы быть. Ослепленная радостью новой встречи, я даже не задумывалась о том, что у маленькой Шарлотты и взрослеющего лорда еще могло быть что-то общее. А что общего между мисс Шарлоттой Руа, свободной художницей и гувернанткой, и лордом Ирвином Лэйном, аристократом, офицером королевской гвардии?

Ничего, кроме теплых воспоминаний из детства.

Мысль об этом оказалась оглушающей и острой. Настолько острой, что я не заметила, как подошел Орман.

— Ни на минуту тебя нельзя оставить, Шарлотта, — произнес он, наклоняясь ко мне. — Ну, что опять случилось?

В этом «что опять случилось» было столько странной, теплой насмешки (как если бы он обращался к ребенку, у которого сломалась игрушка), что я на миг растерялась.

А потом дико, отчаянно разозлилась.

За то, что вынуждена лежать перед ним обнаженной.

За Ирвина.

За все!

— Вы что-то хотели, месье Орман?! — процедила, плотно сжимая губы.

Он не изменился в лице.

— Сказать, что на сегодня мы закончили.

— Чудесно. — Я села на постели и завела руки за спину, чтобы расстегнуть маску. — В таком случае я немедленно вас покидаю.

— Немедленно не получится. Мне как минимум нужно переодеться.

— Я бы предпочла экипаж.

А вот теперь изменился: в светло-серые глаза ворвался холод тумана. Не приветливо-осеннего, после которого еще может разогреть, а ночного, ледяного, пугающего. Этот туман скользнул по моему лицу, напоминая о жутком сне. Самом первом сне, в котором он стоял в мансарде и рассматривал мой набросок.

«Почему ты не спишь, Шарлотта-а-а?!»

— Экипаж придется ждать еще дольше. — В тон холодному жемчугу глаз его голос стал хлестким, продирающим до костей.

Пробуждающим желание снова завернуться в простыни, только на этот раз по другой причине.

— Встретимся в холле, — рядом со мной легли карманные часы. — Через полчаса.

Прежде чем я успела ответить, он развернулся и вышел, унося с собой маску.

Что и говорить, оделась я гораздо быстрее, но желание разгуливать по мастерской ушло. Просторное светлое помещение, так поразившее меня в первый раз, больше не вызывало восторга. Не хотелось даже подняться наверх, чтобы полистать книги, поэтому я просто сидела на кровати, отмеряя время по оставленным часам. Мольберт так и притягивал взгляд, но я упорно оставалась на месте. Поклялась себе не смотреть на дело рук Ормана — значит, не буду!

Ожидание всегда тянется долго, поэтому искренне обрадовалась, когда до назначенного времени осталось пять минут. Быстро прошла по коридорам и спустилась минута в минуту. Орман уже дожидался меня: с перекинутым через руку пальто. Моим пальто.

— Передали от графа Вудворда, — невозмутимо пояснил он, — и это тоже.

В мою ладонь лег конверт с нехитрым заработком за вчера. Орман помог мне одеться, подхватил пакет с моими книгами, перевязанными бечевкой, и мы вместе прошли к мобилю. Я думала о том, что должна что-то сказать, но пока думала, мы уже сели в машину. Мобиль сорвался с места, оставляя позади Дэрнс с его красотами. Слова благодарности жгли губы, но кажется, однажды я его уже благодарила, и ничем хорошим это не кончилось.

Поэтому молчала до той минуты, пока мы не приехали в центр, только тогда попросила его высадить меня в паре кварталов от дома леди Ребекки.

— Завтра в десять я буду у вас, — произнес Орман. — Будьте готовы к этому времени.

Похоже, это было вместо прощания: глядя вслед мобилю, я не понимала, что и думать.

А впрочем, подумать мне и так было о чем: предстоящий разговор с леди Ребеккой не давал покоя. Я не представляла, с чего начать и как объяснить случившееся. Несмотря на отчужденность, виконтесса действительно сделала для меня очень и очень много, я могла бы расти в приюте, в которых (будем честны) далеко не все воспитанницы доживали до совершеннолетия из-за скудной еды и отвратительных условий. Она дала мне не только дом, крышу над головой и несколько лет безраздельного внимания, она…

Я сунула пальцы в карман, ойкнула.