Девушка в цепях [СИ]

Вопрос ее светлости поставил меня в тупик: раньше не приходилось высказывать свои требования. То есть конечно, я их себе представляла, но жалованье всегда предлагал тот, кто предлагал место. Так поступали даже когда наниматься приходил мужчина, не говоря уже о женщинах. Это неизменное правило, так было у графа Вудворда, так было и с мистером Рингселом, который продавал мои картины. То есть с последним мы, конечно, еще поторговались, но мистер Рингсел работал на рынке, а выдвигать требования к положенному жалованью у нас было не принято.

— У меня есть время подумать?

— Разумеется. Будь готова ответить на этот вопрос, когда я договорюсь о встрече. У тебя получится подъехать в театр вечером в пятницу? Скажем, часам к шести?

Вспомнила про Ормана, но тут же отмела все сомнения. Если он попытается меня остановить — получит труп и милое общение с полицией. Долг я ему верну, но не в ущерб себе и своей жизни.

— Получится, — уверенно ответила я.

— Замечательно, — улыбнулась герцогиня. — Тогда я напишу тебе адрес.

Дверь открылась снова и на пороге появилась горничная. Пока она почти бесшумно ставила чашки и угощение на низенький столик, Арк ткнулся носом мне в ботинок. Я перехватила одобряющий взгляд ее светлости и потрепала дога по огромной голове.

— Ты ему понравилась, — заметила Луиза.

— Правда?

— Правда. Он достаточно дружелюбный пес, но скупо оказывает знаки внимания, особенно новым знакомым. Присматривается.

Я улыбнулась.

— Значит, ко мне уже присмотрелся?

— Выходит, что так.

Я снова погладила Арка и стянула перчатки: горничная вышла, а ее светлость уже разливала чай.

Осталось самое важное, магия, но в этот миг я осознала, что не могу выдавить из себя ни слова. Луиза была ко мне безгранично добра. Да что там, она и так уже сделала для меня слишком много, гораздо больше, чем я могла себе представить. Просить ее сейчас о чем-то еще — верх невоспитанности, но даже если отбросить мысли о воспитании… Захочет ли она, чтобы я работала в ее театре, если узнает о сути моей магии? Закусив губу, смотрела в донышко чашки, над которым в бронзовом озере чая искрили блики.

— Ты хотела спросить о чем-то еще, Шарлотта?

Вскинула голову и улыбнулась:

— Да. Вы хотели купить «Девушку», чтобы защитить меня от того, что случилось?

Спасительный вопрос пришел сам собой, но не сказать, чтобы я не хотела услышать на него ответ.

— Отчасти. — Луиза попробовала чай и вернула чашку на блюдце. — Но не только. Мне действительно понравилась картина. Как она пришла тебе в голову?

— Не знаю, — я пожала плечами, следуя ее примеру. — Просто однажды я проснулась и увидела ее. Как есть. Осталось только перенести на холст.

— Удивительно. — Она снова облокотилась на спинку дивана, совсем по-простому положила подбородок на запястье. — Мне всегда было интересно, как создаются картины, книги… В свое время я очень хотела побеседовать с Миллес Даскер, но она не стремится раскрывать настоящее имя.

— Ваш муж наверняка мог бы его узнать… Ой, простите.

— Все так. — Луиза ничуть не обиделась. — Но мне бы не хотелось нарушать границы ее свободы. Если она не хочет ни с кем встречаться, это ее право.

— Вам она нравится? Миллес Даскер?

— Да. У нее потрясающие истории. Дерзкие, смелые, временами чуточку наивные, но неизменно счастливые. Как сказки для взрослых.

— Разве взрослые читают сказки?

— Взрослым сказки нужнее, чем детям, — Луиза улыбнулась. — Ты наверняка читала «Сладкую горечь свободы»?

— Вообще-то нет, — я смутилась, вспоминая о лежащей на столе книге.

— Прочти обязательно. Мне кажется, тебе должно понравиться.

Странный у нас получался разговор. Я шла продать картину, а обрела надежду. Не просто надежду, крылья за спиной — ведь о месте помощницы художника-декоратора я даже мечтать не смела. Но даже если принять как данность, что герцогиня решила мне помочь из расположения, сейчас мы вообще беседовали, как давние подружки. О том, что неловкость сошла на нет, я задумалась только сейчас. Равно как и о том, что Луиза советует мне книгу, о которой леди Ребекка отзывалась весьма неприязненно.

Незаметно наш разговор перешел именно на меня, ее светлость расспрашивала, как создаются картины, а я с удовольствием рассказывала о том, чем дышу. Чем дальше, тем больше и отчаяннее мне хотелось в свою маленькую мастерскую. Зажечь лампу-артефакт, смешать краски и писать, писать, писать — всю ночь, совсем как в те дни, когда я работала над «Девушкой».

Единственное, что сейчас омрачало мое счастье — это мысли о магии и о несостоявшемся разговоре. В конце концов я успокоила себя тем, что сегодня с помощью своей магии оживила цветы. Наверное, все не настолько страшно, как мне казалось, и уж точно не страшно, если я поговорю об этом с Луизой чуточку позже. Не думаю, что за это время что-то случится.