Только сейчас заметила, что Миллес Даскер все еще лежит на столе, поспешно загородила книжку собой и быстренько сунула в ящик. Пока леди Ребекка прохаживалась по мансарде, я сполоснула руки и заварила чай. Расстелила скатерть, достала чашки и блюдца, раскрыла коробочку с булочками. Это оказались пышные завитки, политые и пропитанные ванильной мастикой. Запах от них был просто умопомрачительный!
— Прошу.
Леди Ребекка приблизилась, аромат ее духов смешался с ароматом сдобы, снова напоминая об аламьене. Я вдруг отчетливо вспомнила белый цветок в раскрытых ладонях, и, когда она устроилась за столом, поинтересовалась:
— Скажите, там, где вы жили в Вэлее, есть аламьена?
Леди Ребекка замерла, хотя до этого поправляла и без того безупречную прическу. Улыбка, с которой она повернулась ко мне, почему-то показалась неестественной и бледной.
— Откуда ты знаешь про аламьену?
— Я ее вспомнила, — ответила, перекладывая булочку к себе на тарелку. — Когда во мне проснулась магия. Наверное, мама мне ее показывала.
— Ты не можешь ничего помнить, Шарлотта. Ты тогда была совсем кроха.
— Но я его видела… Белоснежный цветок с тонкими лепестками, который пахнет так, что голова начинает кружиться.
— Этого не может быть! — Резкий голос леди Ребекки заставил подпрыгнуть. Я чуть не выронила чайник (к счастью, не выронила, но ситечко качнулось, и на скатерти расплылась безобразная клякса). — Тебе и трех лет не было, когда мы уехали из Вэлеи. Наверное, все дело в магии…
— В магии?
— Или в потрясениях, из-за которых у тебя проснулась магия, — пробормотала она. — Как ты, говоришь, она у тебя проснулась?
— Меня очень сильно напугали.
— Кто?
— А это имеет значение?
Леди Ребекка нахмурилась, но ничего не сказала. Только покачала головой, когда я захотела положить булочку для нее.
— Ты же знаешь, я не ем сладкого. Это все для тебя.
— Спасибо. — Я откусила от булочки, наслаждаясь любимым сливочно-коричным вкусом. Леди Ребекка крутила чашечку по блюдцу и пристально смотрела на меня, словно чего-то ждала. Поэтому я прожевала кусочек и добавила: — Вы так ничего и не сказали про аламьену, леди Ребекка. Могла мама мне ее приносить?
Мне бы хотелось верить, что это не просто игра сознания, что я действительно вспомнила мамины руки. Странное чувство, но именно сейчас, прокручивая эти воспоминания, я вдруг почувствовала нежность, исходящую от раскрытых ладоней. Нежность, удивительную мягкую силу, тепло, и… любовь.
Почему же она от меня отказалась?
— Не помню. — Леди Ребекка покачала головой. — Может быть. В те годы мне было не до цветов — ты же знаешь, что я была очень слаба здоровьем, ко мне постоянно приезжали целители, я сама посещала воды… Словом, восторгаться природой и местными красотами мне было некогда. Не говоря уже о том, чтобы помнить такие мелочи.
Я зевнула и откусила еще кусочек булочки. Непонятно почему вдруг захотелось спать, так дико, что я потянулась за чаем. Сделала несколько глотков, откинулась на спинку стула и зевнула еще раз.
— Простите, — пробормотала еле слышно. — У меня выдались не самые легкие дни.
Леди Ребекка не ответила, только приподняла брови. Руки ее, сложенные на платье, чуть подрагивали. Платье виконтессы тоже чуть подрагивало, а вместе с ним стул, комната и окно. Попыталась подняться, но голова закружилась, и я опустилась обратно. Сон теперь накатывал волнами дурноты, грозя затянуть в свои объятия столь стремительно, что мне стало не по себе. От этого, а еще от взгляда леди Ребекки: жесткого, холодного. Она снова смотрела на меня свысока. Смотрела так, как вчера вечером, в гостиной, когда обещала, что я больше никогда не перешагну порог ее дома.
В эту минуту я отчетливо поняла, что нет никакого учителя.
Нет и не было никогда, просто…
— Что… что вы со мной сделали?! — Я все-таки поднялась.
Голова кружилась и казалась пустой, я ухватилась за спинку стула. Пальцы казались слабыми, но я только сильнее их сжала, чтобы не упасть.
— Добавила в твое угощение немного зелья. — Леди Ребекка поднялась тоже: видимо, чтобы снова смотреть на меня сверху вниз. — По-хорошему ты не понимаешь, поэтому будешь сидеть в Фартоне взаперти. Пока не научишься вести себя как подобает девице в твоем положении.
Ноги подогнулись, и я медленно осела вниз. Несмотря на пустоту из-за снотворного, пронзило короткой вспышкой горечи, а еще осознанием.
Метка.
Мне нельзя уезжать.
— Мне нельзя уезжать, леди Ребекка, — я дернула рукав, но пальцы сорвались. — У меня долговая метка…
— Что? — Она нахмурилась, но даже не попыталась приблизиться, хотя я потянулась к ней рукой.
— Пожалуйста. Поверьте. На мне…
Темнота полыхнула перед глазами, и я вцепилась в ножку стула, чувствуя, как глухо бьется сердце. Очередной приступ миновал, и я снова вскинула голову, дергая рукав наверх, показывая ей запястье, где спал потухший узор.
— Долговая метка. Завтра мне нужно отдать долг. Если вы меня увезете, она…