Девушка ждёт

Динни вошла с высоко поднятой головой, и Адриан отметил про себя, что взгляд ее не предвещает ничего хорошего. Он видел такие глаза у школьников, когда они собирались дать трепку новичку. За ней вошел Халлорсен, пышущий здоровьем и чересчур высокий для этой маленькой гостиной. Когда его представили Динни, он низко поклонился.

– Ваша дочь, господин хранитель музея?

– Нет, племянница; сестра капитана Хьюберта Черрела.

– Вот как? Считаю за честь с вами познакомиться, мисс Черрел.

Адриан заметил, что, встретившись взглядом, они не сразу смогли отвести друг от друга глаза.

– Как вам нравится гостиница Пьемонт, профессор? – спросил он.

– Готовят отлично, но там слишком много нашего брата, американца.

– Прилетели целой стаей?

– Да. Недельки через две мы снимемся и улетим.

Динни, воплощенную английскую женственность, сразу же взбесил цветущий вид здоровяка Халлорсена, да еще по сравнению с изможденным Хьюбертом. Она села рядом с этим олицетворением мужества с твердым намерением выпустить в его толстую шкуру весь запас своих стрел. Однако он принялся разговаривать с Дианой, и она, еще не кончив есть бульон с черносливом, поглядела на него исподтишка и решила изменить тактику. Все же он – иностранец и гость, а она – девушка воспитанная. И тихая вода берега подмывает, подумала Динни. Она не выпустит своих стрел; напротив, она «очарует его улыбкой и лестью»[17]; это будет куда вежливее по отношению к Диане и дяде Адриану и в конечном счете стратегически выгоднее. С коварством, достойным поставленной цели, она дождалась, пока он не завяз в проблемах английской политики, – по-видимому, он считал политику одной из самых важных сторон человеческой деятельности, – и, кинув на него взгляд, достойный кисти Боттичелли, сказала:

– Нам тоже следовало бы относиться к американской политике серьезнее, профессор. Но ведь нельзя же принимать ее всерьез, не так ли?

– Вероятно, вы правы, мисс Черрел. Все политики руководствуются одним и тем же правилом: придя к власти, не повторяй того, что ты говорил, будучи в оппозиции; в противном случае тебе придется взяться за то, с чем не справились твои предшественники. По-моему, единственная разница между партиями та, что у одних в государственном автобусе места сидячие, а у других – стоячие.

– А в России все, что осталось от других партий, забилось под сиденья.

– Ну, а в Италии? – спросила Диана.

– И в Испании? – добавил Адриан.

Халлорсен заразительно рассмеялся.

– Диктатура не имеет отношения к политике. Это просто шутка.

– Нет, это не шутка, профессор.

– Скверная шутка, профессор.

– В каком смысле шутка, профессор?

– Обман. Диктатор полагает, что человек – это глина в его руках. Стоит раскрыть обман, как его песенка спета.

– Позвольте, – сказала Диана, – но если большинство народа поддерживает диктатуру, – разве тогда это не демократия или не правление с согласия управляемых?

– Я бы сказал – нет, миссис Ферз, если оно, конечно, не подтверждается ежегодными выборами.

– Кое-кто из диктаторов умеет добиваться своего, – сказал Адриан.

– Дорогой ценой. Возьмите Диаса в Мексике. За двадцать лет он превратил ее в цветущий край, но посмотрите, что с ней стало с тех пор, как его нет. Вы никогда не добьетесь того, к чему народ еще не подготовлен.

– Беда нашего и вашего государственного устройства в том, профессор, – сказал Адриан, – что целый ряд реформ, назревших в сознании народа, не осуществляется по одной простой причине: избранные на короткий срок правители на это не решаются, боясь потерять свою мнимую власть.

– Тетя Мэй, – тихонько вставила Динни, – на днях мне сказала: почему бы не избавиться от безработицы, приняв программу перестройки трущоб, и не убить двух зайцев сразу?

– Да ну? Прекрасная мысль! – сказал Халлорсен, обратив к ней свое румяное лицо.

– Денежные магнаты, – сказала Диана, – хозяева трущоб и строительной промышленности, этого не допустят.

– Нужны ведь и деньги, – добавил Адриан.

– Ну, это просто. Ваш парламент может взять на себя необходимые полномочия для такого важного дела; и почему бы ему не выпустить заем? Деньги-то ведь вернутся; это же не военный заем, от которого ничего не остается, кроме порохового дыма. Сколько у вас идет на пособия по безработице?

Никто из присутствующих не мог на это ответить.

– Наверно, то, что вы сбережете на пособиях, с избытком окупит любой заем.

– Беда в том, что нам не хватает простодушной веры в свои силы, – с невинным видом произнесла Динни. – Тут нам далеко до вас, американцев, профессор Халлорсен.

На лице американца промелькнула мысль: «Ну и ехидна же вы, мадам».

– Что ж, мы, конечно, проявили большое простодушие, когда пришли сражаться во Францию. Но мы его потеряли. В следующий раз предпочтем посидеть у своего камелька.

– Неужели в тот раз вы были уж так простодушны?

– Боюсь, что да, мисс Черрел. Из ста американцев не найдется и пяти, кто бы считал, что немцы представляют для нас, по ту сторону океана, хоть малейшую опасность.

– Так мне и надо, профессор.

– Что вы! Я совсем не хотел… Но вы подходите к Америке с европейской меркой.