Сорэйя мгновение помедлила и выдавила из себя ответ:
– Да.
– Я надеялся на подобный ответ, – ответил он, криво усмехаясь. – Хотел, чтобы ты солгала мне еще разок. Ты никогда не держишь слова. А вот я никогда его не нарушаю.
Он сделал резкое движение, проводя клинком по горлу Таминэ. Сорэйя закричала.
Однако Азэд уже целиком обратился в человека и больше не обладал дивовыми рефлексами. Стоило его руке сдвинуться с места, и Сорэйя краем глаза увидела, как что-то промелькнуло сбоку от нее. В воздух взметнулись крылья, и Парвуанэ отшвырнула его руку прочь. Азэд выронил кинжал, и тот покатился по крыше.
Сорэйя подбежала к матери – женщине, и проклявшей, и спасшей ее. Она упала на колени рядом с ней. Тем временем Парвуанэ уже сорвала со своего камзола перевязь и туго перематывала рану Таминэ, останавливая кровь.
– Рана неглубокая, – констатировала Парвуанэ. – Если перевязать ее, то…
Тут она коснулась своей талии в том месте, где раньше была перевязь, и посмотрела на Сорэйю.
– Наверное, я уронила перо, пока летела сюда. Но если я его найду…
– Давай же! – прокричала Сорэйя, державшая холодеющую руку матери. – Скорее!
Парвуанэ взглянула на Азэда, упавшего на крышу после ее нападения. Поколебавшись, она поднялась и спрыгнула с крыши, расправив крылья.
Давление под кожей Сорэйи продолжало нарастать, однако она не обращала на него внимания, думая лишь о боли, которую испытывала ее мать. Глаза Таминэ все еще были открыты. Она подняла руку и прикоснулась к щеке Сорэйи.
– Не позволь ему одержать верх, – проговорила она из последних сил, и глаза ее сомкнулись.
Таминэ еще дышала, и Сорэйя подумала обо всем том, через что ее матери пришлось пройти. Об угрозе, с которой та была вынуждена жить с раннего детства. О жертвах, на которые той пришлось пойти. На мгновение ее зрение заволокла темная пелена, в следующее мгновение ставшая красной.
Сердце в груди Сорэйи билось столь отчаянно, что она чувствовала, как кровь приливает к коже. Это ощущение было ей знакомо, а потому она знала, что увидит, опустив взгляд на свои руки и запястья.
По коже ее разбегались темно-зеленые вены. Даже не глядя на них, Сорэйя чувствовала в себе яд. Она обрадовалась ему. Отнеслась, как к другу. Как к спасителю. В подобные моменты она всегда делала шаг назад, начинала глубоко дышать и пыталась успокоить свое безумно бьющееся сердце, дожидаясь, пока вены не отступят с кожи. Однако сейчас в голове у нее снова и снова вертелись одни и те же слова:
«
«
Давление стало невыносимым. Казалось, что кожа ее растянулась до невозможности. Будто что-то пыталось вырваться из нее. Ощущение было ей знакомо: она испытывала его в своих кошмарах за мгновение до того, как просыпалась. «
На протяжении всех этих лет Сорэйя старалась подавить живущий в ней яд, но на этот раз… на этот раз она покорилась ему.
Заходящее солнце окрасило небо в ярко-оранжевый цвет. Она подняла голову к уходящему за горизонт светилу и испустила исполненный гнева, боли и облегчения крик. Стоило ей это сделать, как давление стало спадать, а боль утихать.
С ней творилось нечто непонятное… нечто новое.
Вдоль вен из-под кожи стали прорастать острые и длинные шипы, похожие на виденные ей в гулистане. Сорэйя вытянула перед собой руки. Она молча, с благоговейным трепетом наблюдала за тем, как с тыльных сторон ее рук прорастали зелено-коричневые шипы, натягивая ткань ее платья. Сорэйя дотронулась до лица и ощутила две линии шипов, сбегающих по скулам на шею. Это было как раз то, чего она всегда боялась. Что ее превращение было неполным, дожидаясь, когда она, наконец, потеряет контроль над собой и над живущим в ней ядом. Однако вместо того, чтобы ужаснуться произошедшим с ней переменам, Сорэйя ощущала целостность.
Теперь она ощущала живущий в ней яд отчетливее, чем когда бы то ни было прежде. Однако этим все не ограничивалось: теперь она могла