Девушки без имени

Звезды мигали в небе, и она вдруг поцеловала меня, прижав мои руки к земле. Поцелуй вышел медленный и нежный, как будто у нас в распоряжении было все время мира. Я бы вечно хотела жить в той счастливой минуте. Наконец Эдна отстранилась и встала, а потом помогла встать мне.

— Ты цела? — спросила она, обнимая меня за талию.

— Ногой о камень ударилась.

— Очень больно?

— Нет, — соврала я, обхватила ее за плечо и потащила за собой бесполезную ногу. Мы ковыляли по корням и камням, а в ботинке у меня хлюпала кровь.

Время как будто остановилось. Мы прошли всего ничего, и сзади опять залаяли собаки. Меня охватил ужас. При каждом шаге нога моя горела, будто в рану втирали соль. Я снова вспомнила койотов, спокойное ясное лицо отца, освещенное луной. Он поднимал ружье и стрелял в темноту. Толку от этого не было. К утру от наших куриц оставались только перья. Папа, папа, даже ты с ними не справился!

— Тебе придется идти без меня. — Я отпустила Эдну и встала, опираясь на одну ногу. — Что толку, если нас обеих поймают.

— Я тебя не брошу, — сказала она, но по ее голосу я поняла, что бросит.

— Слабые всегда проигрывают, помнишь?

— Ты не слабая, ты просто ранена.

— Это то же самое. Беги! Скорее! Я их заболтаю на какое-то время. Если ты поторопишься, сможешь сбежать.

В темноте не было видно выражения лица Эдны, когда она заключила меня в объятия. Мне нравится думать, что на ее лице были написаны печаль и благодарность.

— Я тебя никогда не забуду, Мэйбл Уинтер. Обещай найти меня, когда выберешься из этого ада.

Мое фальшивое имя повисло в воздухе.

— Обязательно, — пообещала я.

Учитывая все, через что мне пришлось пройти, глупо было утверждать, что уход Эдны причинил мне больше всего боли. Я знала, что никогда не найду ее в этом невозможном мире, а она никогда не найдет меня в паутине моей лжи. Пожав мне на прощание руку, она исчезла в лесу. Треск веток под ногами и ее тяжелое дыхание скоро затихли, а приближающийся лай собак становился все громче. Между деревьев мерцали звезды. Через несколько секунд меня окружили рычащие дворняги. Подошел человек, приказал им отойти, дернул за ошейники. Они, протестующе скуля, подчинились. Псы казались настолько же наглыми, как и двое мужчин в форме, которые высоко подняли фонари, заливая меня светом. Один был низенький и толстый, другой — высокий, широкоплечий и властный. Низенький схватил меня за руку, и на лице его отразилось отвращение.

— А где другая? — спросил он.

Изо рта у него несло так, что я отвернулась. Он дернул меня за руку, и мне захотелось плюнуть ему в лицо. По крайней мере, с высоты своего роста я могла смотреть ему в глаза.

— Упала, — ответила я. — Слишком близко к камням у реки. Она ранена.

— Там сорок футов, — сказал второй. — Два года назад одна девица выпрыгнула и сломала девятнадцать костей. Из больницы так и не вышла.

Именно эту историю я читала в газете, притулившись на табуретке у печки в квартире Кашоли. Как этот дурак полицейский не понял, что я ее пересказываю? Наверное, думал, что я вовсе читать не умею?

— Эй ты! Покажи, что там у тебя. — Тот, что держал меня за руку, толкнул меня, и я упала на колени, задыхаясь от боли. Он повыше поднял свой фонарь, а второй задрал промокшее от крови платье, открывая разорванные панталоны.

Глубокая рваная рана зияла на моей голени.

— О чем ты вообще думала, а? Ну и поделом тебе. — Он сплюнул, и плевок мягко шлепнулся на землю. — Где там твоя подружка? — Он рывком поднял меня на ноги.

— Наверное, там, у стены, где камни лежат.

Из тени донесся третий голос:

— Вы оба идите. А я с этой посижу, пока вы не вернетесь.

Я сумела разглядеть только силуэт мужчины, который гладил по голове одну из собак.

— Что, неохота на кровищу смотреть? — рассмеялся низенький.

Человек в темноте молчал, и было что-то пугающее в его молчании.

Высокий резко свистнул, и собаки кинулись вперед с громким лаем. Полицейские побежали за ними, топая тяжелыми сапогами. Свет пропал вдали, и я осталась в темноте.

Я бы все отдала, лишь бы нога меня слушалась. Я чувствовала, что человек в темноте ничего хорошего не сулит. Мужчины, которые прячут свои лица, никогда не делают ничего хорошего. Я шевельнулась. Треснула веточка, и он схватил меня за руки. Я в ужасе застыла. Мне показалось, он хочет удержать меня на месте, но он швырнул меня на землю и поставил ногу мне на грудь. Я взмолилась про себя, чтобы больше ничего не случилось. Я готова была лежать и терпеть этот сапог на груди. Но он убрал ногу и опустился рядом со мной на колени. Мне показалось, что на меня набросился стервятник. Это была не страсть и даже не извращенное желание — просто власть, которую он имел надо мной, и он знал об этом.