Девушки для диктатуры сионизма

ЭКГ она отказалась делать категорически, мотивируя это тем, что это обследование ей однажды уже делали и, после этой лечебной процедуры, ей еще долго было больно какать. Главный врач, с большой теплотой отозвавшись о душевных качествах врача проводившего ЭКГ девушке-эфиопке прошлый раз, и с жаром убеждал ее, что в его исполнении это будет совершенно безболезненное обследование работы сердца. И что ради этого обследования он готов заставить себя ждать видного израильского ученого, пришедшего для проведения сеанса психотерапии.

Прибывший на частную консультацию Антонио Шапиро дель Педро, в беседе с находящимся на очередном боевом дежурстве Рабиновичем, оживленно комментировал происходящее. Длительное ожидание всегда толкало маститого израильского ученого на поступки дерзкие, но тщательно продуманные и подготовленные. Вот и в этот раз крупный израильский ученый задумал что-то недоброе. Он раздобыл где-то провод со штепселем, аккуратно зачистил концы этого провода и привязал их к ножкам кровати, на которой делают ЭКГ.

Тем временем девушка-эфиопка, малодушно поддавшись уговорам главного врача, согласилась на предложенное ей обследование. Когда процедура подходила к концу, и главный врач менторским тоном начал объяснять своей пациентке, что таким молодым девушкам, как она, всегда необходимо прислушиваться к советам главного врача, а не размениваться на общение со всякого рода проходимцами, ничего не понимающими в медицине. И что если главный врач сказал, что больно не будет, то больно не будет.

И именно в этот, полный благородной патетики момент, бездушный дель Педро включил штепсель в розетку. В результате, согласно всем законам физики, девушку-эфиопку ударило током.

Придя в себя, готовая ко многому, но не к удару током, чистая эфиопская девушка употребила применительно к замечательным врачам психиатрической больницы ряд в высшей степени выразительных и звучавших чрезвычайно экзотично эфиопских ругательств. Далее, по совету все того же Антонио Шапиро дель Педро, который шумно выражал свое сочувствие несчастной девушке, которая постоянно подвергается изощренному издевательству со стороны изуверов-врачей из-за своего цвета кожи, чистая эфиопская девушка сделала официальное заявление для печати. Суть заявления сводилась к тому, что «as a result of barbarous experiments on the part of the doctor she has received an impact by an electric current and now is dying» (в результате варварских экспериментов со стороны главного врача она получила удар электрическим током и в настоящее время находится при смерти).

Растерявшийся главный врач в резких тонах потребовал от пробегавшего мимо Шпрехшталмейстера, чтобы тот срочно отправлялся с пациенткой Крупской в приемный покой больницы общего профиля.

Врач приемного покоя был давно приучен ко всяким неожиданностям со стороны пациентов, поступающим из психиатрической больницы, но прибытие оттуда Надежды Крупской, пусть в сопровождении хорошо ему знакомого санитара Шпрехшталмейстера, даже для него было большим потрясением.

— Это, по вашему мнению, Надежда Крупская? — спросил врач приемного покоя, с интересом разглядывая юную эфиопскую девушку. — Разве она ещё жива?

— Вам виднее, вы врач, — дипломатично ответил Шпрехшталмейстер.

— А почему она такая черная? — не мог прийти в себя врач приемного покоя. «Какой же он тупой, а еще масон. Даже не вериться», — подумал Шпрехшталмейстер, но вслух сказал совершенно другое: — Её ударило током, наверно, она обуглилась.

Врача приемного покоя смелая диагностическая находка санитара психиатрической больницы полностью удовлетворила. По крайней мере, к этой теме он больше не возвращался, хотя расспросов не прекращал.

— В направлении написано, что ей восемнадцать лет, — врачу приемного покоя никак не удавалось соединить теоретические знания с суровой правдой жизни, — вероятно, это ошибка.

— Нет здесь никакой ошибки, — в этот день Шпрехшталмейстер был неумолим, — когда Крупская, перед выездом в Израиль, покупала свидетельство о рождении, в котором было указано, что она еврейка, она попросила заодно изменить и свой возраст.

Но в сердце врача приемного покоя всё ещё оставалось место для скептицизма. В СССР он был членом партии и всю жизнь активно выполнял общественные нагрузки. Выехав из Советского Союза в зрелом возрасте, врач приемного покоя морально был не готов встретить Надежду Константиновну Крупскую, находящуюся в восемнадцатилетнем возрасте и поступившую из психиатрической больницы после удара током.

— И все же мне как-то не вериться, что это Крупская, — сказал врач приёмного покоя, с мольбой и надеждой глядя на Шпрехшталмейстера.