Девушки из хижины

Марин шлепает меня по руке.

– Ты же знаешь, я шучу, – говорит она, наклоняя голову и переставая улыбаться. – Вы двое возмутительно подходите друг другу, и я донельзя счастлива за тебя. Кстати, слышала, вы уезжали из города. Где провели эти дни?

Отпиваю шампанского и позволяю пузырькам пощекотать мне горло, а потом отвечаю:

– На севере штата.

Она оценивающе смотрит на меня, щурится.

– Ага. Не ожидала.

Приподнимая бровь, интересуюсь:

– В самом деле?

Марин пожимает плечами:

– Просто я представляла себе место… несколько более экзотичное. Учитывая его профессию.

– Мы путешествуем, но ему нравится уединение, – поясняю я. – Когда он не снимает.

– А тебе?

Выдерживаю паузу. С учетом того, что с двадцати двух лет я с ней не виделась, ее вопрос отдает вторжением в личную жизнь.

– Прости, – говорит она, махнув рукой. – Я просто… Мне вспомнилось, как ты всегда говорила, когда мы работали вместе, что хотела бы жить в апартаментах с видом на Центральный парк. По-моему, ты твердила, что родилась и выросла в этом городе и намерена здесь умереть.

Да. Я так говорила. Совсем забыла.

Усмехнувшись, поднимаю бокал.

– Говорят, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах, верно?

Марин хихикает, хотя мне высказывание не кажется смешным. Потом я замечаю, что она бросает взгляд в сторону моего мужа.

– Как бы там ни было, но мне нужно сделать обход, – говорит она, шлепая меня по запястью. – Я здесь только ради общения. И чтобы строить глазки твоему мужу.

Подмигнув, Марин удаляется, а мне вспоминается ее странное чувство юмора – никогда не могла определить, серьезно она говорит или шутит.

Стараюсь выбросить ее из головы. Вряд ли Марин представляет угрозу. В конце концов, она – не его тип.

Марин всегда вела себя шумно. И в любом разговоре сыпала именами. Брант же никогда не заботился о статусе, не карабкался по социальной лестнице. Когда мы только познакомились, именно это мне в нем и понравилось. Ему на самом деле было плевать, кто мои родители, и это ставило его на ступень выше всех мужчин, с которыми я встречалась.

Стоя в зале, полном чужих, но известных людей, представляющих собою сливки артистического общества Манхэттена, обращаю внимание, что все взгляды направлены на моего мужа, покинувшего свою раковину интроверта. Он облачен харизмой провидца – художника, раздвигающего границы обыденной жизни. Люди собираются вокруг него, ловят каждое слово, словно он делится с ними завораживающими тайнами, о которых они и не слыхали.

Он дарит им теплые улыбки, то и дело пожимает руки и ведет группу слушателей по кругу, рассуждая о приступе вдохновения, посетившего его во время работы над серией «Затерянные в природе» – этот проект стал страстью мужа, и он корпел над ним с момента нашего отъезда из города.

Это работа всей его жизни, и от ее новаторства захватывает дух.

Даже не думала, что процесс растянется на десять лет.

Обводя взглядом зал, замечаю свой фотопортрет. Босоногая, я стою в ручье, поднимающееся солнце целует меня в макушку, а я собираю рукой свое прозрачное платье. Женщина в облегающем черном костюме неспешно подходит к портрету – одна, с бокалом красного вина в руке; с левого запястья свисает бриллиантовый браслет.

Она изучает мою фотографию.

Я изучаю ее.

Еще ненадолго задержавшись перед портретом, женщина перемещается к следующей работе – жутковатому снимку предрассветной поляны в лесу. Постояв возле него, шагает дальше, к другим снимкам. Но через несколько минут возвращается к моему фото.

Я замираю. Не смогу оторвать от нее взгляд, даже если попробую.

Это та самая?

С этой женщиной встречался мой муж? Это она родила от него ребенка?

И она разглядывает меня как любовница, сравнивающая себя с женой любовника?

Ее волосы цвета оникса образуют блестящий занавес, частично скрывая лицо; их кончики ровно подрезаны. Выглядит она потрясающе – серьезная, интеллигентная представительница высшего класса Нью-Йорка, в каждом движении сквозит изящество и грация.

Не знаю, сколько времени уже наблюдаю за ней, рассматривающей мой фотопортрет. И тут сердце мое бухает о пол, и в жилах леденеет кровь – к ней направляется мой муж.

Встретившись с ним взглядом, женщина улыбается; Брант наклоняется, целует ее между ртом и щекой, а не в воздух мимо щеки. Начиная разговор, касается ее обнаженной руки, и с каждым словом глаза его смотрят все шире и выразительней. Словно кроме нее никого больше не существует.

Он увлечен и ослеплен.

И я узнаю взгляд, каким она смотрит на него. Точно так же смотрела я, когда была юной бабочкой и трепетала, понимая, что сейчас угожу в его сеть.

Мимо них протискивается пара гостей, вынуждая Бранта шагнуть ближе к собеседнице, чтобы дать пройти.

Однако на место он не возвращается.

Брант просто стоит и чувствует себя в ее личном пространстве так комфортно, словно очень хорошо ее знает. Словно он там свой.

Пузырькам шампанского в моем желудке становится неуютно, и я оглядываюсь в поисках дамской комнаты на случай, если стошнит.