Девушки по вызову

- Вы меня неправильно поняли. Я даже вас могу назвать "mon cher", ничем особенно не рискуя. А что касается картезианского здравомыслия, то здесь вы устарели вдвойне. Картезианский дуализм давно уступил место гегельянской троице - тезису-антитезису-синтезу - нашедшей выражение в марксистско-ленинской диалектике. Последняя, в свою очередь, была проинтерпретирована в философии председателя Мао, а также совмещена с экзистенциализмом Сартра и со структурной антропологией Леви-Строса. Так что, как видите...

-  Ни черта не вижу! - огрызнулся Блад, изучая полную тарелку тушеного мяса, которую перед ним поставила презрительная Митси. - Разве что гуляш.

- Вы о блюде или о философии? - спросил Тони.

- О том и о другом.

-  Совершенно верно, гуляш, - с энтузиазмом подтвердил Петижак. - Мы готовим очень острое идеологическое рагу. Смотрите, не обожгите рот.

- Обезьяний лепет.

- Возможно. Но юные бабуины доказали, что настроены серьезно, когда захватили цитадели так называемой учености.

- И изрядно в ней нагадили. Какое это имеет отношение к структурной антропологии?

- Видно, что вы не читали Леви-Строса. Блад вытаращил глаза.

- Сейчас я вас удивлю. Я пытался. Полная абракадабра! Я просто глазам не поверил. Попытался еще раз - и обнаружил диалектику вываренной, пережаренной, перекопченной пищи, параллель между медом и менструальной кровью, сотни страниц безумной словесной эквилибристики. Величайшая мистификация после питлдауского черепа. Но в ней легко увязнуть - как в меде.

Лицо Блада приобрело оттенок красного вина, глаза вылезли из орбит.

- Не знал, что вас так интересует антропология, - сказал Петижак. Согласен, великого Леви иногда заносит. Галльская традиция, знаете ли... Но юных бабуинов влечет к нему совсем не из-за этого. Все дело в выводах, которые он делает из анализа греческой мифологии: "Если Общество хочет выжить, дочери должны предать родителей, сыновья должны сокрушить отцов".

- А вы, выходит, перешли на сторону бабуинов? Интеллектуальное сутенерство!

- Я на стороне Истории. А История - на нашей стороне.

- Этот вздор я слышал еще тогда, когда сам принадлежал к бабуинам - в тридцатые годы. Но в те времена созидателем Истории мнил себя так называемый революционный пролетариат. А нынче эта роль перешла к волосатым бабуинам.

- Да, я на стороне бабуинов. Но ситуация выглядит по-другому. Ваше поколение "розовых тридцатых" страдало прискорбной наивностью. Вы отвергали свое, реальное общество и верили в Утопию - в пятилетние планы и балалайки. У вас была двойная мотивация: восстание против статус-кво и преданность идеалу - притяжение и отторжение, минус и плюс, магнитное поле. Мы же верим исключительно в минус. Ни миражей, ни иллюзий, ни программ, только НЕТ. Нет, no, non, nein, полиция - свиньи, merde*! - Он улыбнулся, как добродушный Мефистофель.

- Как же вы именуете свою философию? Дерьмологая? По-моему, вы всего лишь клоун! - заявил Блад.

- Кто бы говорил... - отозвался Петижак.

- Все мы притворщики. Но некоторые притворяются больше других.

Тони, несколько минут почтительно слушавший перепалку, наконец вмешался:

- Вы обсуждаете экзистенциальный вакуум, словно это новое явление. А он, возможно, существовал всегда. Недавно я прочел Экклезиаста в новом английском переводе, где "суета" заменена вакуумом: "Пустота, пустота, все пустота и погоня за ветром..." Эти слова восходят к Бронзовому веку, когда Бога еще считали живым.

- Маловато духовного комфорта, - заметил Блад.

- Ваал был богом хиппи, - сообщил Петижак. Блад пожал плечами, подозрительно глядя на принесенный Митси десерт. Это был шоколадный торт под названием "Pischinger", знаменитый венский рецепт; на кухне только и пришлось, что вскрыть банку, сделанную в штате Огайо: Фонд закупил целую партию консервированного лакомства у затоварившейся американской армии.

III

Во вторую ночь два участника симпозиума рыдали в подушку. Бруно Калецки рыдал, содрогаясь от икоты, потому что снова не сдержался и вызвал всеобщую ненависть приступом словесного поноса, хотя давал себе слово, что никогда больше себе подобного не позволит. Харриет рыдала, превратившись от слез в маленькую беспомощную девочку, отчасти из жалости к Нико, выглядевшему ужасно огорченным после неудачной вступительной дискуссии, отчасти потому, что чувствовала себя слишком старой и некрасивой, чтобы понравиться голубоглазому Тони, к которому внезапно воспылала пылкой страстью.

- Вздор, - сказала она громко и изо всех сил высморкалась. С первого этажа доносилась музыка - по радио передавали "Голубой Дунай". Она не сомневалась, что радио слушает Густав, водитель с нафабренными усами. Он тоже был перспективным объектом - они с Хелен обсудили и одобрили размер его мужских достоинств. Харриет умылась холодной водой и тщательно накрасилась перед зеркалом. Лицо выглядело теперь не таким уж старым и вообще приемлемым.

Спустя пять минут она вошла в комнату Густава без стука и без своего посоха, в одном алом халате.

- Не возражаете, если я составлю вам компанию? Что-то мне жарко спать.