Девушки с картины Ренуара

Анри Руар, родившийся в 1833 году и принадлежащий к тому же поколению, что Мане, женился на девушке из семейства Жакоб-Демальтер, уважаемых краснодеревщиков времен Людовика XVI. Приданое жены еще больше увеличило состояние Анри. Элен Жакоб-Демальтер родила ему шестерых детей: сначала двух дочерей, Элен и Люси (умершую в младенчестве), а потом четырех сыновей: Алексиса, Эжена, Эрнеста и Луи. Но в 1886 году, в возрасте сорока четырех лет, Элен умерла. В доме, где воцарился траур, детей воспитывали угрюмые няньки. Анри Руар был любящим, но отстраненным отцом, у которого после смерти жены появилась любовница — Маргарита Брандон-Сальвадор.

Они постоянно встречаются в ее элегантной квартире в доме номер 9 на улице Ле-Тасс. Она — вдова некоего Жюля Брандона, офицера, убитого во времена Парижской коммуны, и приходится родственницей Эдуару Брандону, художнику, пишущему исторические картины, другу Анри Лероля. В этих семьях, что бы ни случилось, стараются держаться представителей артистической среды.

Другой пример жизни в искусстве и ради искусства — скульптор Эжен Гийом, свояк Анри Руара (муж Ортанс Жакоб-Демальтер, старшей сестры его жены), бывший директор Школы изящных искусств и Академии искусства на вилле Медичи. Он уже член Академии изящных искусств и готовится стать членом Французской академии, куда будет избран в следующем году. Его дочь вышла замуж за сына Эктора Лефюэля, архитектора, построившего крыло Наполеона III в Лувре.

Неудивительно, что в таком окружении главной страстью крупного промышленника и изобретателя Анри Руара стала живопись. Параллельно со своей технической деятельностью и благодаря ей, позволившей ему управлять весьма крупным состоянием, он и вправду собрал коллекцию картин, ставшую самой значительной в его время. Ему есть, чем поразить самого Лероля, а также Шоссона и Фонтена. Руар живет в окружении многочисленных полотен своих друзей импрессионистов, среди которых также есть две великолепные работы Ренуара: «Парижанка» (портрет светской женщины в синем платье, сегодня находится в Национальном музее Уэльса, в Кардиффе) и «Утренняя прогулка верхом в Булонском лесу» (отвергнутая Парижским салоном 1873 году и находящаяся сегодня в гамбургском Кунстхале). А также работы Мане, Моне, Сезанна, Сислея, Писсарро и Моризо — лучшее из созданного ими. С ними соседствуют картины Фонтен-Латура и Пюви де Шаванна. Кроме того, в наличии полсотни картин Коро, четырнадцать — Делакруа (в том числе его роскошный «Автопортрет», написанный в 1832 году, ныне находящийся в собрании Берля в Цюрихе), одна картина Пуссена, произведения Фрагонара, Шардена, Юбера Робера, презирающие как историю, так и географию три картины Тьеполо, четыре — Эль Греко, одна работа Гойи, одна Веласкеса — «Портрет мужчины в шляпе с пером и темном камзоле», и последняя жемчужина богатой коллекции — «Счастливые дни» Гогена. У Ру ара в коллекции хранятся только шедевры, они висят даже на лестницах. Но количество (около пятисот картин, не считая античных предметов, привезенных из Греции, Египта и с Востока) не сказалось на качестве этого собрания. Анри Руар — один из самых авторитетных коллекционеров своего времени.

Художник Поль Синьяк, которого привел к нему в 1898 году его друг Вюйар (Руар, познакомивший с ним Лероля, владеет тремя его картинами), после визита отмечает в дневнике: «Это безумие, дом сверху донизу заполнен картинами, во всех комнатах они украшают стены от пола до потолка. Нет ни одного свободного места. Изобилие чудес (…) Я увидел столько, что вышел оттуда ошеломленным».

Поль Валери рассказывает, что болезнь собирательства передалась даже консьержу с улицы Лиссабон, принявшемуся тоже покупать картины. Два или три раза случалось, что Анри Руар находил какую-либо из них достойной собственной коллекции, и перекупал ее у консьержа. Также Жак-Эмиль Бланш вспоминает в своей работе «О художниках», что в особняке «рамы перекрывали друг друга, смыкались, создавая путаницу. Нужно было постараться, чтобы остановить взгляд только на одной картине». Все посетители, даже самые разборчивые, единодушно соглашались с тем, что Бланш называет «проявлением чисто французского вкуса». Поля Валери, близкого друга Анри Руара, восхищала манера коллекционера, который был лишен всякого снобизма, не отдавал предпочтения ни одной школе, а доверял лишь своей интуиции и вкусу. «Я восхищался, я поклонялся разносторонности месье Руара, сочетавшей в себе все добродетели его натуры и его сердца (…) Я причисляю его к людям, которые произвели большое впечатление на меня», — писал Валери.

Как и у Лероля, не такого страстного в сравнении с Руаром коллекционера, особое место в доме последнего отведено Дега. Здесь выставлены его «Танцовщицы у балетного станка» и «Кабаре», а также чудесное собрание пастелей.

Руар — обладатель «Портрета художника», написанного в 1855 году, и «Автопортрета», где Дега, одетый в черное на коричневом фоне, сжимает в руке держатель для угля (картина хранится в музее Орсэ). Дом номер 34 на улице Лиссабон — настоящий музей, двери которого открыты для каждого желающего раз в неделю. Владелец охотно одалживает свои картины, как это было в 1892 году на ретроспективной выставке Ренуара у Дюран-Рюэля.

Внушительный особняк с широкой лестницей и просторными комнатами выглядит как святилище. Картины висят на стенах темно-сливового цвета. Лероль и Шоссон, любящие свет, живут в белых гостиных, иногда чуть подкрашенных оттенком слоновой кости. А в атмосфере дома Руара есть что-то от склепа. Несмотря на радостную палитру картин импрессионистов, в доме царит траур. Дети изредка входят в гостиную, чтобы развеять свою грусть созерцанием картин Моне или Сезанна. «В юности картины моего отца были для меня, вместе с книгами, большим подспорьем», — напишет один из них, повзрослев.

Несомненно, в доме Руара давно не хватает женщины, которая бы успокоила всех его обитателей. В этих стенах чувствуется нехватка женского внимания, от которого жестоко страдают не только дети, но и их отец. За исключением замужней старшей сестры, дом на улице Лиссабон населяют только мужчин. Анри Руара чаще всего не бывает дома, он ездит по различным делам. Просторные гостиные оживляются всего один раз неделю, по пятницам, когда хозяин принимает друзей. В другие дни особняк абсолютно безмолвен. Его можно было бы даже назвать мрачным, если бы не хранящиеся в нем картины. Дому Руара неведома счастливая семейная гармония, царящая в доме Лероля. Это суровый мир, в котором дети скорее несчастны.

Руар и Лероль одинаково любят открывать и «продвигать» новую живопись. Но они и художники, для которых изобразительное искусство — не просто воскресное времяпрепровождение, развлечение дилетанта, а истинное призвание. У обоих тяга к живописи проявилась очень рано, с детства. В огромной мастерской Руара, среди выставленных шедевров, скапливаются портреты и пейзажи, написанные его рукой. Но они висят скромно, в сторонке, в комнатах для приемов нет ни одного полотна Руара. Менее сдержанный, чем Лероль, в выборе цветовой гаммы, хотя и не догоняющий импрессионистов в их чувстве света, он предпочитает коричневые и серые тона, очень нежные или мрачноватые зеленые. Он много работает в деревне, неподалеку от Мелена, в своей усадьбе Ла Ке-ан-Бри, решетка, дом, оранжерея и высокие деревья которой вдохновили его на создание картин, пронизанных загадочной ностальгией. Они совсем не похожи на своего создателя, якобы живущего в рациональном мире промышленников и деловых людей. Его венецианские акварели и восходы солнца над затуманенным прудом выдают чуткость и затаенную душевную боль.

Как участник группы импрессионистов, выставки которых он частично финансировал, к 1886 году он выработал свой собственный стиль — мечтательный, слегка осененный грустью, перекликающийся с меланхоличной манерой Лероля. Картины Руара узнают и уважают, они выставляются вместе с полотнами знаменитых импрессионистов. Леролю же всегда были особенно близки сюжеты и манера символистов. Свойственная обоим авторская скромность оказала им дурную услугу — по-настоящему знаменитыми художниками они так и не стали.

Больше всего их связывает Эдгар Дега: художник, писавший жокеев и танцовщиц, — их общий друг. С Руаром его сближает давняя и очень крепкая дружба. Они познакомились в лицее Людовика Великого, где вместе учились в старших классах. Снова они встретились на укрепительных сооружениях во время осады Парижа 1870 года, когда Руар командовал батареей 12-го бастиона, а записавшийся добровольцем Дега был простым артиллеристом.

Но самой прочной связующей их нитью остается, конечно, живопись. Дега и сам — фанатичный коллекционер. Он начал собирать свою коллекцию одновременно с Руаром. Они оба частенько делали покупки у папаши Мартена — бывшего театрального актера, ставшего торговцем картинами в Батиньоле. Мартен продавал работы Коро, Милле, Кальса, Будена, Джонгкинда и был одним из первых, кто заинтересовался импрессионизмом.

Дега и Руар советуются друг с другом по поводу своих приобретений. «Дорогой друг, — пишет Дега, не решающийся купить один рисунок, — если ты выскажешься как эксперт о цене и качестве, ты мне очень поможешь. Ты в этом так хорошо разбираешься!» Между Дега и Руаром больше согласия, чем между Леролем и Дега. Последний относится к Леролю как к солидному покупателю, выказывая ему уважение и почтение. Но между ними — дистанция, которую в его отношениях с Руаром сокращает дружба. Не только с Анри, но и с его братом Алексисом (тем, что женат на Мари Лероль), тоже бывшим учеником лицея Людовика Великого. Дега обедает у него раз в две недели по вторникам, чередуя эти визиты с посещениями другой близкой ему семьи, Галеви [21] .

Он не перестает восхищаться коллекцией Алексиса Руара, который, как и Шоссон, собирает японские эстампы, а также гравюры. Эстампов у Алексиса невероятное количество — до десяти тысяч!

Каждую пятницу Дега обедает у Анри Руара. Это было привычкой, которой он не изменял никогда, даже тогда, когда его попросил об этом Людовик Галеви, пожелавший перенести свой день приемов именно на пятницу. Дега отказался, считая Руаров своей семьей: именно этим он мотивировал свой отказ. Он чувствует себя счастливым в артистической атмосфере, царящей в этой семье. Все замечают, что в семье Руар к Дега обращаются на «ты», тогда как Дега и Лероль говорят друг другу «вы»…

Семья Руар в период с 1871 по 1898 год вдохновила его на многие портреты. Они останутся на улице Лиссабон до самой смерти Анри Руара, после которой его дети разделят картины между собой и продадут большую часть из них. Семейных портретов, написанных маслом и пастелью, было около дюжины. Сегодня в парижском музее Мармоттан, а также в питтсбургском Музее искусства Карнеги можно увидеть две лучшие из этих картин. В музее Мармоттан — портрет Анри Руара в возрасте тридцати восьми лет, сразу после войны. Это его самый первый портрет (1871). В Питтсбурге перед нами Анри Руар на пике успеха (1875): богатый буржуа с цилиндром на голове позирует на фоне своих заводов в Монлюсоне, дым из труб символически поднимается к небу. Дега также пишет друга в образе отца семейства, держащего на коленях маленькую дочь Элен («Анри Руар со своей дочерью Элен», 1877). Фоном служит пейзаж Коро.

Потом, двадцать лет спустя, появляется портрет Анри с сыном («Анри Руар и его сын Алексис», 1895–1898), ныне это полотно хранится в Новой пинакотеке в Мюнхене. На картине Руар сидит, чуть ссутулившись, положив ладони на трость, как патриарх, перешагнувший шестидесятилетний рубеж и потерявший свое величие.

Его старший сын стоит по правую руку, на нем — серый редингот, и он надевает перчатки, как будто принимая эстафету у отца.

Благодаря Дега нам известно одухотворенное, уже тронутое болезнью лицо Элен Жакоб-Демальтер, жены Анри, написанной пастелью за два года до ее смерти. И можно представить себе, как привязан был Анри Руар к своей единственной дочери, Элен, старшей из его детей, при крещении получившей имя матери. До того как она вышла замуж и отдалилась от дома на улице Лиссабон, став мадам Эжен Мартен, она любила приходить в его мастерскую и читать там, рядом с отцом. Дега изобразил эту семейную сцену на картине «Элен в мастерской своего отца» (1885; сегодня она находится в Лондоне, в Национальной галерее), как воспоминание о привилегии, которой были лишены мальчики.

Второй портрет Элен Руар, «Мадам Анри Руар, смотрящая на танагрскую статуэтку» (1884; хранится в Кунстхалле, в Карлсруэ) — танагрские статуэтки тоже входили в обширную коллекцию Руара, — хранит образ той, чьего присутствия всем в доме Анри так не хватало.

Дега не писал ни Эжена, ни Эрнеста. Алексис удостоился картины пастелью, для которой позировал в одиночестве. А Луи, младший сын, скоро будет позировать ему со своей супругой для серии пастельных картин. Чаще, чем других членов семьи, Дега по-прежнему пишет Анри Руара. Всего он написал пять его портретов.

Каждый раз, приходя в дом Руара, Дега разглядывает собственные полотна на стенах гостиной, где висят не только семейные портреты его кисти. Здесь много картин, купленных у него Руаром. Случается, что художник не всегда ими доволен. Он уже настаивал на том, чтобы подправить ту или другую работу, временно забирая их, чтобы дописать какую-нибудь деталь. На стенах зияла пустота до тех пор, пока Дега не приносил картину обратно.

Однажды он уничтожил одну картину после напрасной попытки подправить ее — к большому огорчению Анри Руара, находившего ее совершенной. Особенно раздражают творца «Танцовщицы у балетного станка» (сейчас эта картина находится в музее Метрополитен) из-за маленькой лейки, нелепого аксессуара танцевального зала, изображенного слева от танцовщиц. Дега хотел бы убрать ее с картины. Но Руар, наученный горьким опытом, и которому нравится в том числе лейка, «запер» подвеску на замок, чтобы помешать возможному похищению. Он категорически не желает — какая удача для всех посетителей музея Метрополитен! — чтобы Дега переделывал полотно, ведь художнику могло бы прийти в голову его тоже уничтожить.

Идея женить обоих сыновей Анри Руара на двух дочерях Анри Лероля пришла в голову именно Дега. Он уговаривает семьи, придерживающиеся одинаковых общественных, религиозных, художественных взглядов и уже породнившиеся в предыдущем поколении, соединиться благодаря двойному браку навек. Подобный брачный союз кажется художнику совершенно естественным. Дега, по-особому связанный с каждой из семей, в глазах детей играет роль американского дядюшки (некоторые члены его семьи живут в Луизиане) — даже если он выглядит сердитым и взвинченным, все его очень любят. Его остроты забавляют, а независимость старого ворчуна всем импонирует. Картины же художника вызывают в семействах неизменный восторг. «Каждую пятницу, — пишет Поль Валери, завсегдатай приемов на улице Лиссабон, — приходит блестящий и невыносимый Дега. Он сыплет остротами, баснями, максимами, шутками. Его замечания очень умные, тонкие, саркастичные, они полны самой здравомыслящей пристрастности.

От него достается литераторам, Институту Франции [22] , фальшивым отшельникам, художникам, которые везде поспевают. Обожающий его хозяин слушает Дега с восхищенной снисходительностью, да и другие приглашенные, молодые люди, старики, молчаливые дамы, наслаждаются, наблюдая, как великолепный фразер упражняется в иронической резкости».

Он часто фотографирует членов семьи, по отдельности, или группой. Он, как и Пьер Луис, фанат аппаратов фирмы «Кодак». Сохранился снимок Анри Руара от 1885 года, где тот стоит на фоне увешанной картинами стены с сигарой в руке и часами в кармашке жилета. Руар выглядит чуть небрежно и как будто счастливо. Но чаще всего взгляд фотографа Дега притягивали Ивонна и Кристина Лероль — он, в отличие от Ренуара, никогда не писал их кистью. Дега заставлял их позировать перед камином в гостиной тогда же, когда Ренуар приходил писать их за роялем. Задвинув шторы, чтобы комната погрузилась в полумрак, расставив по своему усмотрению стулья и разбросав домашние безделушки, подготовив и отрегулировав свой аппарат, что тогда было довольно сложной процедурой, он пристраивается рядом с ними у каминной полки. С седыми волосами, похожий на старого дядюшку или даже дедушку (в ту пору люди выглядели старше своего возраста), он с ловкостью наводит на девушек объектив. Он всегда тщательно готовится — постановки его мизансцен требуют времени. Он не упускает ни единой детали, лично поправляя пряди волос, складки на платьях или блузах, он даже заставляет своих моделей изобразить то или иное выражение лица, в зависимости от того, нужно ли улыбаться или сохранять серьезный вид. Прекословить ему бесполезно: фотограф Дега точно знает, чего он хочет добиться. Остается только подчиняться ему.

На старых снимках Ивонна выглядит чуть-чуть грустной.

А Кристина — как и на картине Ренуара — излучает свет и выглядит более приветливой, чем сестра. Она слегка улыбается — возможно, Дега запретил ей смеяться. Но обе девушки, судя по всему, чувствуют себя совершенно свободно, естественно, несмотря на позу — Ивонна сидит у рояля, а Кристина опирается на каминную полку. Им комфортно в компании своего «дядюшки». Бездетный Дега испытывает отеческую привязанность к Ивонне и Кристине (как и к детям Руара), от которых веет солнцем и весной. Хотя, конечно, никто не называет его «дядюшкой». Даже повзрослев, младшие Лероли и Руары продолжают обращаться к нему «месье Дега», подчеркивая, как он сам того желает, конечную букву его фамилии «s», которая должна звучать, как «z». Он дорожит этим странным произношением: Дегаз.

Несмотря на то что эта обязанность традиционно возлагается на немолодых женщин, Дегаз с трогательным энтузиазмом взял на себя роль «свахи». В этой истории он — сват, выступающий посредником между двумя сторонами. Именно в его доме в 1898 году будет подписан брачный контракт. На картине, написанной Ренуаром в 1898 году, Ивонне двадцать лет, и она уже помолвлена с Эженом, вторым из четырех сыновей Руара. Через два года Кристина станет невестой самого младшего из братьев, Луи. Поэтому работы Дега на заднем плане картины Ренуара имеют особый смысл: они намекают на человека, сыгравшего главную роль в определении жизненного пути сестер. Ответственного за их будущие несчастья.

Не удовольствовавшись организацией двух браков, Дега собирается устроить третий: еще одного Руара, Эрнеста (родившегося после Эжена и перед Луи), с девушкой, которую сам Дега любит не меньше, чем сестер Лероль, — Жюли Мане, дочерью Берты Моризо и Эжена Мане, племянницей Эдуарда Мане.

Эрнест, который мечтает стать профессиональным художником и поэтому отказался от Политехнической школы, — его единственный ученик.

Три свадьбы, слаженные Дега, произойдут почти друг за другом: за два года и два месяца трое сыновей Руара женятся на выбранных художником девушках. Декабрь 1898 года: Эжен женится на Ивонне. Май 1900 года: Эрнест берет в жены Жюли Мане. В феврале 1901 года Луи сочетается браком с Кристиной Лероль.

Единственным из сыновей Анри Руара, избежавшим властной отцовской опеки, остается его старший сын, Алексис. Не слушая советов Анри, он женится на Валантине Ламур. Она родит ему троих детей — двух дочерей и сына Поля, который однажды женится на Агате Валери, дочери Поля Валери и Жанни Гобийар (племянницы Берты Моризо и двоюродной сестре Жюли Мане). На этом окончательно замкнется и без того не склонный к расширению своих границ круг.

Что касается трех других браков, никто из членов причастных семейств, видимо, не сомневается в правоте «дядюшки» Эдгара Дега. Каким бы опытным и гениальным он ни был в искусстве, к идеям старого холостяка о браке следовало бы отнестись осмотрительнее. В матримониальных делах Дега разбирается гораздо хуже, чем в живописи. Сам он терпит только свою старую няньку, Зоэ, и совершенно ничего не знает о супружеской жизни. Всю жизнь он остерегался заключать какие-либо соглашения с противоположным полом.